Биография Бальмонта

Гумнищи, Шуйского уезда, Владимирской губернии. Отецпредседатель земской управы в гор Шуе

Владимирской губернии., помещик. Мать очень много делала в своей жизни для распространения культурных идей в глухой провинции, и в течение многих лет устраивала в Шуе любительские спектакли и концерты По семейным преданиям, предками Бальмонта были какие-то шотландские или скандинавские моряки, переселившиеся в Россию. Фамилия Бальмонт очень распространенная в Шотландии. Дед Бальмонта, со стороны отца, был морской офицер принимал участие в Русско-Турецкой войне и заслужил личную благодарность Николая Первого своей храбростью. Предки его матери (урожденная Лебедева) были татары. Родоначальником был князь Белый Лебедь Золотой Орды. Быть может, этим отчасти можно объяснить необузданность и страстность, которые всегда отличали мою и которые Бальмонт от нее унаследовал, также как и весь свой душевный строй. Отец  матери (тоже военный, генерал) писал стихи, но не печатал их. Все сестры матери (их много) писали стихи, но не печатали их. Мать тоже писала и пишет, но не стихи, а заметки и небольшие статьи, в провинциальных газетах.

был исключен, по обвинению в государственном преступлении (принадлежал к революционному

кружку), но через два месяца был принят во Владимирскую гимназию, где кончил курс, прожив, как в тюрьме, полтора года под надзором классного наставника, в квартире которого ему было приказано жить. "Гимназию проклинаю всеми силами. Она надолго изуродовала мою нервную систему." Затем, в 1886 году поступил в Московский университет, на юридический факультет. Науками юридическими занимался весьма мало, но усиленно изучал немецкую литературу и историю Великой французской революции. В 1887 году, как один из главных организаторов студенческих беспорядков, был привлечен к университетскому суду, исключен, и после трехдневного тюремного заключения выслан в Шую. Через год снова был принят в Московский университет. Вышел из университета через несколько месяцев, благодаря нервному расстройству. Через год поступил в Демидовский лицей в Ярославле. Снова вышел через несколько месяцев и более уже не возвращался к казенному образованию. Своими знаниями (в области истории, философии, литературы и филологии) обязан только себе. Впрочем, первый и сильный толчок дан был Бальмонту его старшим братом, который очень увлекался философией и умер 23-х лет в помешательстве (религиозная мания). В юности  более всего увлекался общественными    вопросами.    "Мысль о воплощении человеческого счастья на земле мне и теперь дорога. Но теперь меня всецело поглощают вопросы искусства и религии."

В течение 4-х или 5-ти лет ни один журнал не

хотел печатать Бальмонта. Первый сборник его стихов, который он сам напечатал в Ярославле (правда, слабый), не имел, конечно, никакого успеха, 1-й его переводной труд (книга норвежского писателя Генрика Неира о Генрике Ибсене) была сожжена цензурой. Близкие люди своим отрицательным отношением значительно усилили тяжесть первых неудач. Дальнейшие работы, переводы Шелли, сборник "Под северным небом", переводы Эдгара По имели значительный успех. Участвовал почти во всех главных журналах. Самыми замечательными событиями своей жизни считал те внутренние внезапные просветы, которые открываются иногда в душе по поводу самых незначительных внешних фактов. "Я затрудняюсь поэтому отметить как более "значительные" какие-либо события из личной жизни. Однако попытаюсь перечислить. Впервые сверкнувшая, до мистической убежденности, мысль о возможности и неизбежности всемирного счастья (семнадцати лет, когда однажды во Владимире, в яркий зимний день, с горы я увидел вдали чернеющий длинный мужицкий обоз).

Карамазовых" (17-ти лет). Эта последняя книга дала мне больше, чем

какая-либо книга в мире. Первая женитьба (21 года, через 5 лет развелся). Вторая женитьба (28 лет). Самоубийства нескольких моих друзей во время моей юности. Моя попытка убить себя (22-х лет), бросившись через окно на камни с высоты третьего этажа (разные переломы, годы лежания в постели и потом небывалый расцвет умственного возбуждения и жизнерадостности). Писание стихов (первые в возрасте 9-ти лет, затем 17, 21). Многочисленные путешествия по Европе (особенно поразила Англия, Испания и Италия)." Псевдонимы: Гридинский (в журнале Ясинского «Ежемесячные сочинения») и Лионель (в «Северных цветах»).

времени в России, самый читаемый и почитаемый из гонимых и

осмеянных декадентов. Его окружали восторженные поклонники и почитательницы. Создавались кружки бальмонтистов и бальмонтисток, которые пытались подражать ему и в жизни, и в поэзии. В 1896 году Брюсов уже пишет о «школе Бальмонта», причисляя к ней М. Лохвицкую и еще нескольких небольших поэтов. «Все они перенимают у Бальмонта и внешность: блистательную отделку стиха, щеголяние рифмами, созвучиями, и самую сущность его поэзии».
Не случайно многие поэты посвящали ему свои стихотворения М. Лохвицкая, В. Брюсов, А. Белый, Вяч. Иванов, М. Волошин, С. Городецкий и др. Все они видели в нем, прежде всего, «стихийного гения», «вечно вольного, вечно юного» Ариона, обреченного стоять «где-то там на высоте» и полностью погруженного в откровения своей бездонной души. О, кто из нас в лирические бури Бросался, наг, как нежный Лионель?..

М. Лохвицкая и К. Бальмонт.

природе поэзии: «Он переживает жизнь, как поэт, и как только

поэты могут ее переживать, как дано это им одним: находя в каждой минуте всю полноту жизни. Поэтому его нельзя мерить общим аршином». Но существовала и зеркальная точка зрения, пытавшаяся объяснить творчество поэта через его личную жизнь: «Бальмонт своей личной жизнью доказал глубокую, трагическую искренность своих лирических движений и своих лозунгов».
Многие известные художники писали портреты Константина Дмитриевича Бальмонта, среди них были: М. А. Дурнов (1900), В. А. Серов (1905), Л. О. Пастернак (1913). Но, пожалуй, живее схвачены образ поэта, его манера поведения, привычки в словесных портретах Бальмонта. Одну из самых подробных его внешних характеристик оставил Андрей Белый: «Легкая, чуть прихрамывающая походка точно бросает Бальмонта вперед, в пространство. Вернее, точно из пространства попадает Бальмонт на землюв салон, на улицу. И порыв переламывается в нем, и он, поняв, что не туда попал, церемонно сдерживается, надевает пенснэ и надменно (вернее, испуганно) озирается по сторонам, поднимает сухие губы, обрамленные красной, как огонь, бородкой. Глубоко сидящие в орбитах почти безбровые его карие глаза тоскливо глядят, кротко и недоверчиво: они могут глядеть и мстительно, выдавая что-то беспомощное в самом Бальмонте. И оттого-то весь облик его двоится. Надменность и бессилие, величие и вялость, дерзновение, испугвсе это чередуется в нем, и какая тонкая прихотливая гамма проходит на его истощенном лице, бледном, с широко раздувающимися ноздрями! И как это лицо может казаться незначительным! И какую неуловимую грацию порой излучает это лицо!»

В. А. Серов.
Портрет Бальмонта