Евтушенко Е.А.

1952 поступил в Литинститут а в 1957 г. исключен за

то, что выступил в защиту романа Дудинцева «Не хлебом единым». В лирике — острая постановка сложных нравственных и исторических вопросов, проблемы морали, гражданственности, международной политики. Сб.стихов «Шоссе Энтузиастов» (1956), «Интимная лирика» (1973), «Граждане, послушайте меня» (1989); поэмы «Станция Зима» 1956, «Братская ГЭС» 1965, «Северная надбавка» 1977 и др.

Г.р. 1933

ЕВТУШЕНКО Евгений Александрович

Евтушенко выступал и как прозаик —
«Четвертая Мещанская» (1959), «Куриный бог» (1963), поэма в прозе «Я — Куба», по которой в 1964 г. был снят одноименный фильм, повесть «Перл-Харбор» (1966), сборники статей и рассказов «Талант есть чудо неслучайное» (1980) и «Точка опоры» (1981), роман «Ягодные места» и фантастическая повесть «Ардабиола» (1981);

«Вальс о вальсе» на стихи Е.Евтушенко

испанского, итальянского, арабского, еврейского и других языков; как фотограф —

выставка его фоторабот состоялась, в частности, в 1981 г. в Риме; как драматург — пьеса «Если бы все датчане были евреями» (1996); как киноактер — в 1979 г. в фильме Саввы Кулиша «Взлет» сыграл роль Циолковского; как кинорежиссер — снял фильмы «Детский сад» (1983) и «Похороны Сталина» (1990). Евтушенко посетил в общей сложности 94 страны, а стихи его были переведены на 72 языка.
Ныне Евгений Евтушенко — почетный член Академии изящных искусств в Малаге и Американской академии, профессор университета Сан-Доминго, почетный профессор honoris causa Университета Новой школы в Нью-Йорке, лауреат итальянской премии «Фреджене-81» и премии «Тэффи-98», живет в США, преподает в Оклахомовском университете.

«Со мною вот что происходит» стихи Е.Евтушенко

белокаменной вор по улице бежит
с булкой маковой.
Не страшит

его сегодня самосуд.
Не до булок...
Стеньку Разина везут!
Царь бутылочку мальвазии выдаивает, перед зеркалом свейским
прыщ выдавливает,
примеряет новый перстень-изумруд —
и на площадь...
Стеньку Разина везут!
Как за бочкой бокастой бочоночек,
за боярыней катит боярчоночек. Леденец зубенки весело грызут,
Нынче праздник!
Стеньку Разина везут!
Прет купец,
треща с гороха.
Мчатся вскачь два скомороха.
Семенит ярыжка-плут...
Стеньку Разина везут!
В струпьях все, едва живые
старцы с вервием на вые,
что-то шамкая, ползут...
Стеньку Разина везут!
И срамные девки тоже,
под хмельком вскочив с рогожи, огурцом намазав рожи,
шпарят рысью —
в ляжках зуд... Стеньку Разина везут!

И под визг стрелецких жен,
под плевки со всех сторон
на расхристанной телеге
плыл рубахе белой он.
Он молчал,
не утирался,
весь оплеванный толпой,
только горько усмехался,
усмехался над собой:
«Стенька, Стенька,
ты как ветка, потерявшая листву.
Как в Москву хотел ты въехать!
Вот и въехал ты в Москву...
Ладно,
плюйте,
плюйте,
плюйте, —
все же радость задарма.
Вы всегда плюете,
люди,
в тех, кто хочет вам добра,
А добра мне так хотелось
на персидских берегах
и тогда, когда летелось
вдоль по Волге на стругах!
Что я ведал?
Чьи-то очи, саблю, парус, да седло...
Я был в грамоте не очень...
Может, это подвело?

Е. Евтушенко

В.Суриков «Утро стрелецкой казни»

В.Суриков «СТЕПАН РАЗИН»

Дьяк мне бил с оттяжкой в зубы,
приговаривал, ретив:
«Супротив народа вздумал!
Будешь знать, как супротив!»
Я держался, глаз не прятал.
Кровью харкал я в ответ:
«Супротив боярства — правда.
Супротив народа — нет».
От себя не отрекаюсь,
выбрав сам себе удел.
Перед вами, люди, каюсь,
но не в том, что дьяк хотел.
Голова моя повинна.
Вижу,
сам себя казня: я был против —
половинно,
надо было — до конца.
Нет, не тем я, люди, грешен,
что бояр на башнях вешал.
Грешен я в глазах моих
тем, что мало вешал их.
Грешен тем, что в мире злобства
был я добрый остолоп.
Грешен тем, что, враг холопства,
сам я малость был холоп.
Грешен тем, что драться думал
за хорошего царя.
Нет царей хороших,
дурень...
Стенька,
гибнешь ты зазря!»

Над Москвой колокола гудут.
К месту Лобному Стеньку ведут.
Перед Стенькой, на ветру полоща,
бьется кожаный передник палача,
а в руках у палача
над толпой
голубой топор,
как Волга, голубой.
И плывут, серебрясь, по топору
струги,
струги,
будто чайки поутру...
И сквозь рыла, ряшки, хари
целовальников, менял,
словно блики среди хмари,
Стенька ЛИЦА увидал.
Были в ЛИЦАХ даль и высь,
а в глазах,
угрюмо-вольных,
словно в малых тайных волнах,
струги Стенькины неслись.
Стоит все терпеть бесслезно,
быть на дыбе,
колесе,
если рано или поздно прорастают
ЛИЦА грозно у безликих на лице...
И спокойно
(не зазря он, видно, жил)
Стенька голову на плаху положил,
подбородок в край изрубленный упер
и затылком приказал:'
«Давай, топор...»

Покатилась голова,
в крови горя, прохрипела голова:
«Не зазря...»
И уже по топору не струги —
струйки,
струйки...
Что, народ, стоишь, не празднуя?
Шапки в небо — и пляши!
Но застыла площадь Красная,
чуть колыша бердыши…
Площадь что-то поняла,
площадь шапки сняла,
и ударили три раза, клокоча, колокола.
А от крови и чуба тяжела,
голова еще ворочалась,
жила...
Суетясь, дрожащий поник подлетел,
веки Стенькины закрыть он хотел.
Но, напружившись,
по-зверьи страшны,
оттолкнули его руку зрачки.
На царе
от этих чертовых глаз
зябко шапка Мономаха затряслась,
и, жестоко,
не скрывая торжества,
над царем
захохотала
голова!..

который на 14 лет стал другом и наставником.
В 1957

окончил Архитектурный институт . Известность принесла поэма «Мастера» 1959.
Но критиковали его без устали. Сам Н.Хрущев на встрече с интеллигенцией орал на поэта: «Катитесь из страны к … матери».
«Верноподданная» пресса 60-х писала о Вознесенском: «Кому может нравиться его поэзия? Жалкой кучке отщепенцев!» Однако читатели были другого мнения. Тиражи его поэтических сборников «Антимиры» (1964), «Ахиллесово сердце» (1966), «Стихи» (1967), «Тень звука» (1970), «Выпусти птицу» (1974), «Дубовый лист виолончельный» (1975) разошлись быстро. За книгу «Витражных дел мастер» (1976) поэт в 1978 г. даже получил Государственную премию СССР. Песни на его стихи — «Миллион алых роз», «Барабан», «Песню на бис» — слушала вся страна.

на стихи А.Вознесенского

Г.р. 1933

Авось. Пролог

и архитектурой. В ранних стихах архитектурное виденье даёт удивительное соединение

формы и слова. Он изобрел новый синтетический жанр — так называемые видеомы, в которых текст и рисунок составляют единое целое. Выставки его видеом успешно прошли в Москве, Берлине, Нью-Йорке, Париже.

Запрокинутые озёра
Сенеж, Свитязь и Нарочь?
Вы молилась ли на ночь, соборы
Покрова

и Успенья?
Покурю у забора.
Надо, чтобы успели.
У лугов изумлявших
запах автомобилей.
Ты молилась, земля наша?
Как тебя мы любили.

Ты молилась, земля наша?

Красные коровы
Лежат на асфальте,
Млеют на асфальтовой сковородке.
Мы их объезжаем –
Коровы святы!
Стали патриотками шоссе коровы.
«Доложите истину, долгожитель в сванке,
Отчего коровий народ сдурел?» –
«Потому что мухи не любят асфальта».
Мудрые коровы НТР.
Поняли хитрюги! Рогатые гении!
Мухам незадачливым не в пример.
Просто мухи знают –
асфальт канцерогенный».
Мудрые мухи НТР.

НТР – научно техническая революция

Поэт старается привлечь внимание общества к наболевшим проблемам — экологическим, политическим, нравственным.

1977 и др. Ему принадлежат также эссе, статьи по вопросам

литературы и искусств
Поэт много занимается живописью, ряд его картин находится в музеях.
В 1978 г. в Нью-Йорке ему была присуждена премия Международного форума поэтов за выдающиеся достижения в поэзии.

вознесенский
«ОЗА» / Гл.VI
В час отлива возле чайной
я лежал в ночи печальной,
говорил друзьям об Озе и величье бытия,
Но внезапно чёрный ворон
примешался к разговорам
Вспыхнув синими очами,
он сказал:
«А на фига?!»
Я вскричал : «Мне жаль вас, птица
Человеком вам родиться б,
Счастье высшее трудиться
Полпланеты раскроя…»
Он сказал: «А на фига?!»
«Будешь ты – великий ментор,
Бог машин, экспериментов
Будешь бронзой монументов
знаменит во все края…»
Он сказал: «А на фига?!»
«Уничтожив олигархов,
Ты настроишь агрегатов,
демократией заменишь
Короля и холуя…»
Он сказал: «А на фига?!»

вознесенскй
Я сказал: «А хочешь, будешь
спать в заброшенной избушке,
Утром пальчики девичьи
Будут класть на губы вишни
Глушь такая, что не слышна
Ни хвала и ни хула…»
Он ответил: «Всё мура,
Раб стандарта, царь природы,
Ты свободен без свободы,
ты летишь в автомашине,
Но машина – без руля…
Оза, Роза ли, стервоза –
как скучны метаморфозы
в ящик рано или поздно…
Жизнь была, а на фига?!»
Как сказать ему, подонку,
Что живём не чтоб подохнуть, -
чтоб губами тронуть чудо
поцелуя и ручья!
Чудо жить – необъяснимо.
Кто не жил – что спорить сними!?
Можно бы – да на фига?

основания театра. Два поэтических вечера Вознесенского в зале «Таганки» в

1964 г., собравшие полный зал, способствовали популярности недавно основанного театра.
Атмосфера, царившая в театре, вдохновила Вознесенского на создание опер «Дама треф», «Провала прошу», «Песни о Мейерхольде».
В 1981 г. в «Ленкоме» состоялась премьера рок-оперы «"Юнона" и "Авось"» по поэме Вознесенского. Этот спектакль, выдержавший к настоящему времени более семисот представлений, и сейчас пользуется огромным успехом у публики.

Театр

Романс

провёл в Омске.
В 1956г. окончил Литературный институт. Известность

принесла поэма «Моя любовь» 1954г.
В творчестве главное – гражданский пафос и активная жизненная позиция.
Лучшие поэмы:
«Реквием» 1961,
«Письмо в тридцатый век» 1964,
«Посвящение» 1969,
«210 шагов» 1978 (Государственная премия 1979г.)
На стихи Рождественского написано много популярных песен: из к/ф «Семнадцать мгновений весны»,
«Я сегодня до зари встану…»,
«Позвони мне, позвони…» и др.

пустые глазницы
не брызнет!
Знаю: песня
тяжелых могил не откроет!
Но

от имени сердца,
от имени жизни
повторяю:
Вечная Слава Героям!..
И бессмертные гимны, прощальные гимны
над бессонной планетой
плывут величаво
Пусть не все герои,—
те, кто погибли,—
павшим
вечная слава!
Вечная слава!..

Рождественский Роберт Иванович

Вспомним всех поименно,
горем вспомним своим...
Это нужно —
не мертвым!
Это надо — живым!
Вспомним
гордо и прямо
погибших в борьбе...
Есть великое право:
забывать о себе!
Есть
высокое право:
пожелать и посметь!..
Стала
Вечною Славой
мгновенная
смерть.

Хатынь
Лагерь смерти

сохранила.
Приглядись к воспоминаниям нечётким:
Жили-были в нашем городе девчонки,
Длинноноги, угловаты, синеоки.
Назначали

нам свиданья возле Омки.
Мы терялись и зевали:
В жизнь вникали.
Нас мальчишки называли женихами.
Пели хитрые мальчишки злую песню.
Говорилось в ней о тесте и невесте.
Мы шагали через двор,
двора не видя.
Но потом мы исполнителей ловили,
Заводили их в подъезд и терпеливо
Совершали суд, святой и справедливый…
А с девчонками вели себя непросто
И по-взрослому курили папиросы,
Но вообще предпочитали карамели,
Потому что притворяться не умели.
Память, память. Желчь и мёд.
Напрасно споришь.
Ты ведь даже их имён теперь не вспомнишь.

Рождественский Роберт Иванович

Не привез я таежных цветов —
извини.
Ты не верь,
если скажут, что плохи они.
Если кто-то соврет, что об этом читал...
Просто эти цветы луговым не чета!
В буреломах, на кручах пылают жарки,
как закат,
как облитые кровью желтки.
Им не стать украшеньем городского стола.
Не для них
отшлифованный блеск хрусталя.
Не для них!
И они не поймут никогда,
что вода из-под крана — это тоже вода...
Ты попробуй сорви их!
Попробуй сорви!
Ты их держишь,
и кажется, руки в крови!..
Но не бойся, цветы к пиджаку приколи...
Только что это?
Видишь?
Лишившись земли,
той, таежной, неласковой, гордой земли,
на которой они на рассвете взошли,
на которой роса и медвежьи следы,—
начинают стремительно вянуть цветы!
Сразу гаснут они! Тотчас гибнут они!..
Не привез я
таежных цветов.
Извини.