отец стал ездить на пашню. Один раз отпустила и меня
мать. Вид весенних полей скоро привлёк моё внимание, радостное чувство овладело мною. Я сравнивал себя с крестьянскими мальчишками…и решился просить отца и мать , чтобы меня заставили бороновать землю. Оказалось, что никуда не годен: не умею ходить по вспаханной земле, не умею держать вожжи… Крестьянский мальчик шёл рядом со мной и смеялся, мне стыдно и досадно было , и я никогда уже не вспоминал об этом».2