Джек и бобовый стебель

бедная вдова, и был у нее один-единственный сын Джек да

корова Белянка. Корова каждое утро давала молоко, и мать с сыном продавали его на базаре, – этим и жили. Но вот как-то раз Белянка не дала молока, и они просто не знали, что делать.
– Как же нам быть? Как быть? – твердила мать, ломая руки.
– Не унывай, мама! – сказал Джек. – Я наймусь к кому-нибудь на работу.
– Да ведь ты уже пробовал наниматься, только никто тебя не берет, отвечала мать. – Нет, видно, придется нам продать нашу Белянку и на вырученные деньги открыть лавку или каким-нибудь другим делом заняться.
– Что ж, хорошо, мама, – согласился Джек. – Сегодня как раз базарный день, и я живо продам Белянку. А там и решим, что делать.
И вот взял Джек в руки повод и повел корову на базар. Но не успел далеко отойти, как повстречался с каким-то чудным старичком.
– Доброе утро, Джек! – сказал старичок.
– И тебе доброго утра! – ответил Джек, а сам удивляется: откуда старичок знает, как его зовут?
– Ну, Джек, куда путь держишь? – спросил старичок.
– На базар, корову продавать.
– Так, так! Кому и торговать коровами, как не тебе! – посмеялся старичок. – А скажи-ка, сколько нужно бобов, чтобы получилось пять?
– Ровно по два в каждой руке да один у тебя во рту! – ответил Джек: он бы малый не промах.

за горстку бобов?
– Верно! – сказал старичок. – Смотри-ка, вот они, эти самые

бобы! – и старичок вытащил из кармана горстку какихто диковинных бобов. – И раз уж ты такой смышленый, – продолжал старичок, – я не прочь с тобой поменяться – тебе бобы, мне корова!
– Иди-ка ты своей дорогой! – рассердился Джек. – Так-то лучше будет!
– Э-э, да ты не знаешь, что это за бобы, – сказал старичок. – Посади их вечером, и к утру они вырастут до самого неба.
– Да ну? Правда? – удивился Джек.
– Истинная правда! А если нет – заберешь свою корову обратно.
– Ладно! – согласился Джек: отдал старичку Белянку, а бобы положил в карман.
Повернул Джек назад и пришел домой рано – еще не стемнело.
– Как! Ты уже вернулся, Джек? – удивилась мать. – Я вижу. Белянки с тобой нет, значит, ты ее продал? Сколько же тебе за нее дали?
– Ни за что не угадаешь, мама! – ответил Джек.
– Да ну? Ах ты мой хороший! Фунтов пять? Десять? Пятнадцать? Ну уж двадцать-то не дали бы!
– Я говорил – не угадаешь! А что ты скажешь вот про эти бобы? Они волшебные. Посади их вечером и…
– Что?! – вскричала мать Джека. – Да неужто ты такой дурак, такой болван, такой осел, что отдал мою Белянку, самую молочную корову во всей округе, да к тому же гладкую, откормленную, за горсточку каких-то скверных бобов? Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе! А твои драгоценные бобы – вон их, за окно!.. Ну, теперь живо спать! И есть не проси – все равно не получишь ни глотка, ни кусочка!

Джек к себе на чердак, в свою комнатушку, грустный-прегрустный: и

матери жалко было, и сам без ужина остался.
Наконец он все-таки заснул.
А когда проснулся, едва узнал свою комнату. Солнце освещало только один угол, а вокруг было темным-темно. Джек вскочил с постели, оделся и подошел к окну. И что же он увидел? Да что-то вроде большого дерева. А это его бобы проросли. Мать Джека вечером выбросила их из окна в сад, они проросли, и огромный стебель все тянулся и тянулся вверх и вверх, пока не дорос до самого неба. Выходит, старичок-то правду говорил!
Бобовый стебель вырос возле самого Джекова окна. Вот Джек распахнул окно, прыгнул на стебель и полез вверх, словно по лестнице. И все лез, и лез, и лез, и лез, и лез, и лез, пока наконец не добрался до самого неба. Там он увидел длинную и широкую дорогу, прямую как стрела. Пошел по этой дороге и все шел, и шел, и шел, пока не пришел к огромному-преогромному высоченному дому. А у порога этого дома стояла огромная-преогромная высоченная женщина.
– Доброе утро, сударыня! – сказал Джек очень вежливо. – Будьте так любезны, дайте мне, пожалуйста, чего-нибудь позавтракать!
Ведь Джек лег спать без ужина и был теперь голоден как волк.

захотел? – сказала огромная-преогромная высоченная женщина. – Да ты сам попадешь другим

на завтрак, если не уберешься отсюда! Мой муж людоед, и самое его любимое кушанье – это мальчики, изжаренные в сухарях. Уходи-ка лучше, пока цел, а то он скоро вернется.
– Ох, сударыня, очень вас прошу, дайте мне чего-нибудь поесть! – не унимался Джек. – У меня со вчерашнего утра ни крошки во рту не было. Истинную правду говорю. И не все ли равно: поджарят меня или я с голоду умру?
Надо сказать, что людоедша была неплохая женщина. Она отвела Джека на кухню и дала ему кусок хлеба с сыром да кувшин молока. Но не успел Джек съесть и половины завтрака, как вдруг – топ! топ! топ! – весь дом затрясся от чьих-то шагов.
– О Господи! Да это мой старик! – ахнула людоедша. – Что делать? Скорей прыгай сюда!
И только она успела втолкнуть Джека в печь, как вошел сам великан-людоед.
Ну и велик же он был – гора горой! На поясе у него болтались три теленка, привязанных за ноги. Людоед отвязал их, бросил на стол и сказал:
– А ну-ка, жена, поджарь мне парочку на завтрак! Ого! Чем это здесь пахнет?
  Фи-фай-фо-фам, Дух британца чую там. Мертвый он или живой Попадет на завтрак мой.

муженек? – сказала ему жена. – Тебе померещилось. А может, это еще

пахнет тем маленьким мальчиком, что был у нас вчера на обед, – помнишь, он тебе по вкусу пришелся? Поди-ка лучше умойся да переоденься, а я тем временем приготовлю завтрак.
Людоед вышел, а Джек уже хотел было вылезти из печи и убежать, но людоедша не пустила его.
– Подожди, пока он не заснет, – сказала она. – После завтрака он всегда ложится подремать.
И вот людоед позавтракал, потом подошел к огромному сундуку, достал из него два мешка с золотом и уселся считать монеты. Считал-считал, наконец стал клевать носом и захрапел, да так, что опять весь дом затрясся.
Тут Джек потихоньку вылез из печи, прокрался на цыпочках мимо людоеда, схватил один мешок с золотом и – дай Бог ноги! – кинулся к бобовому стеблю. Сбросил мешок вниз, прямо в сад, а сам начал спускаться по стеблю все ниже и ниже, пока наконец не очутился у своего дома.
Рассказал Джек матери обо всем, что с ним приключилось, протянул ей мешок с золотом и говорит:
– Ну что, мама, правду я сказал насчет своих бобов? Видишь, они и в самом деле волшебные!
И вот Джек с матерью стали жить на деньги, что были в мешке. Но в конце концов мешок опустел, и Джек решил еще разок попытать счастья на верхушке бобового стебля. В одно прекрасное утро встал он пораньше и полез на бобовый стебель, и все лез, и лез, и лез, и лез, и лез, и лез, пока наконец не очутился на знакомой дороге и не добрался по ней до огромного-преогромного высоченного дома. Как и в прошлый раз, у порога стояла огромная-преогромная высоченная женщина.

сказал ей Джек как ни в чем не бывало. Будьте

так любезны, дайте мне, пожалуйста, чего-нибудь поесть!
– Уходи скорей отсюда, мальчуган! – ответила великанша. – Не то мой муж съест тебя за завтраком. Э, нет, постойка, – уж не тот ли ты мальчишка, что приходил сюда недавно? А знаешь, в тот самый день у мужа моего пропал мешок золота.
– Вот чудеса, сударыня! – говорит Джек. – Я, правда, мог бы кое-что рассказать насчет этого, но мне до того есть хочется, что, пока я не съем хоть кусочка, ни слова не смогу вымолвить.
Тут великаншу разобрало такое любопытство, что она впустила Джека и дала ему поесть. А Джек нарочно стал жевать как можно медленней. Но вдруг – топ! топ! топ! – послышались шаги великана, и великанша опять упрятала Джека в печь.
Потом все было как в прошлый раз: людоед вошел, сказал "Фи-фай-фо-фам…" и прочее, позавтракал тремя жареными быками, а затем приказал жене:
– Жена, принеси-ка мне курицу – ту, что несет золотые яйца!
Великанша принесла, а людоед сказал курице: "Несись!" – и та снесла золотое яйцо. Потом людоед начал клевать носом и захрапел так, что весь дом затрясся.
Тогда Джек потихоньку вылез из печи, схватил золотую курицу и вмиг улепетнул. Но тут курица закудахтала и разбудила людоеда.

раз?
И как раз, когда Джек выбегал из дома, послышался голос

великана:
– Жена, эй, жена, не трогай моей золотой курочки!
А жена ему в ответ:
– Что это тебе почудилось, муженек?
Только это Джек и успел расслышать. Он со всех ног бросился к бобовому стеблю и прямо-таки слетел по нему вниз.
Вернулся Джек домой, показал матери чудо-курицу и крикнул:
– Несись!
И курица снесла золотое яичко. С тех пор всякий раз, как Джек говорил ей: "Несись!" – курица несла по золотому яичку.
Так-то вот. Но Джеку этого показалось мало, и вскоре он опять решил попытать счастья на верхушке бобового стебля. В одно прекрасное утро встал он пораньше и полез на бобовый стебель и все лез, и лез, и лез, и лез, и лез, и лез, пока не добрался до самой верхушки. Правда, на этот раз он поостерегся сразу войти в людоедов дом, а подкрался к нему потихоньку и спрятался в кустах. Подождал, пока великанша пошла с ведром по воду, и – шмыг в дом! Залез в медный котел и ждет. Недолго он ждал; вдруг слышит знакомое "Топ! топ! топ!" И вот входят в комнату людоед с женой.
– Фи-фай-фу-фам, дух британца чую там! – закричал людоед. – Чую, чую, жена!
– Да неужто чуешь, муженек? – говорит великанша. – Ну, если это тот сорванец, что украл твое золото и курицу с золотыми яйцами, он уж, конечно, в печке сидит!
И оба бросились к печи. Хорошо, что Джек не в ней спрятался!

со своим "фи-фай-фу-фам!" – сказала людоедша. – Да это тем мальчишкой

пахнет, какого ты вчера поймал. Я только что зажарила его тебе на завтрак. Ну и память у меня! Да и ты тоже хорош – за столько лет не научился отличать живой дух от мертвого!
Наконец людоед уселся за стол завтракать. Но он то и дело бормотал:
– Да-а, а все-таки могу поклясться, что… – и, поднявшись из-за стола, обшаривал и кладовую, и сундуки, и поставцы… Все узлы и закоулки обыскал, только в медный котел заглянуть не догадался.
Но вот позавтракал людоед и крикнул:
– Жена, жена, принеси-ка мне золотую арфу!
Жена принесла арфу и поставила ее перед ним на стол.
– Пой! – приказал великан арфе.
И золотая арфа запела, да так хорошо, что заслушаешься! И все пела и пела, пока людоед не заснул и не захрапел; а храпел он так громко, что чудилось, будто гром гремит.
Тут Джек и приподнял легонько крышку котла. Вылез из него тихо-тихо, как мышка, и дополз на четвереньках до самого стола. Вскарабкался на стол, схватил золотую арфу и бросился к двери.
Но арфа громко-прегромко позвала:
– Хозяин! Хозяин!

убегает с его арфой.
Джек бежал сломя голову, а людоед за

ним и, конечно, поймал бы его, да Джек первым кинулся к двери; к тому же ведь он хорошо знал дорогу. Вот прыгнул он на бобовый стебель, а людоед нагоняет. Но вдруг Джек куда-то пропал. Добежал людоед до конца дороги, видит – Джек уже внизу, из последних силенок спешит. Побоялся великан ступить на шаткий стебель, остановился, стоит, а Джек еще пониже спустился. Но тут арфа опять позвала:
– Хозяин! Хозяин!
Великан ступил на бобовый стебель, и стебель затрясся под его тяжестью.
Вот Джек спускается все ниже и ниже, а людоед за ним. А как добрался Джек до крыши своего дома, закричал:
– Мама! Мама! Неси топор, неси топор!
Мать выбежала с топором в руках, бросилась к бобовому стеблю, да так и застыла от ужаса: ведь наверху великан уже продырявил облака своими ножищами.
Наконец Джек спрыгнул на землю, схватил топор и так рубанул по бобовому стеблю, что чуть пополам его не перерубил.
Людоед почувствовал, что стебель сильно качается, и остановился. "Что случилось?" – думает. Тут Джек как ударит топором еще раз – совсем перерубил бобовый стебель. Стебель закачался и рухнул, а людоед грохнулся на землю и свернул себе шею.
Джек показал матери золотую арфу, а потом они стали ее за деньги показывать, а еще золотые яйца продавать. А когда разбогатели, Джек женился на принцессе и зажил припеваючи.