Андрей Платонович Платонов (Климентов)

в повести «Котлован»

Метафоричность
художественного
мышления
Андрея Платонова

Ямской
слободе.
Рано — с 14 лет — начал работать.
Учился в

церковно- приходской
школе, затем в городском
училище.

провинциальных газетах и
журналах.
Первая книга его - публицистическая
(«Электрификация», 1921).
В 1922 г.

выходит книга стихов
«Голубая глубина», которую заметил
В. Брюсов.
Молодой Платонов был увлечен
социальной утопией.

шлюзы», «Чевенгур»,
«Котлован», «Впрок», «Усомнившийся
Макар», «Город Градов»,
«Ювенильное море») писателя
больше всего привлекала

проверка
народным умом и опытом,
национальным бытием всяких
привнесенных идей.

1987 г.


Почему так задержалось на
пути к читателю это
произведение?

памяти стоял над потухшей пекарней»;
«Забор заиндевел мхом, наклонился, и

давние гвозди торчали из него».
Старую деревню покрывает «всеобщая ветхость бедности».

Н. Г. Чернышевского «Что делать?».
Проект строительства Дворца Советов на месте

взорванного Храма Христа Спасителя.
Строительство метрополитена.
Беломорканал.
Планы поворота северных рек.

вполне кулацкий класс и организация» «Активист пришел на Двор совместно

с передовым персоналом и, расставив пешеходов в виде пятикратной звезды, стал посреди всех и произнес свое слово, указывающее пешеходам идти в среду окружающего беднячества и показать ему свойство колхоза путем призвания к социалистическому порядку, ибо все равно дальнейшее будет плохо». «Он боялся, что зажиточность скопится на единоличных дворах и он упустит ее из виду».
«Жить ради энтузиазма». Рабочие верят «в постройки больших домов»
«Внутри сарая спали на спине семнадцать или двадцать человек, припотушенная лампа освещала бессознательные человеческие лица. Все спящие были худы, как умершие».
Козлов хотел «умереть с энтузиазмом, дабы весь класс его узнал и заплакал над ним».

управлял сам Пашкин. Козлов был одет в светло-серую тройку, имел

пополневшее от какой-то постоянной радости лицо и стал сильно любить пролетарскую массу», «дополнительно к пенсии по первой категории он обеспечил себе и натурное продовольствие».

безбожие)

«Я был поп, а теперь отмежевался от
своей души и острижен

под фокстрот»
«Приходится стаж зарабатывать,
чтоб в кружок безбожия приняли».

к товарищу активисту».
«Жена Пашкина помнила, как Жачев послал в

ОблКК заявление на ее мужа и целый месяц шло расследование, — даже к имени придирались: почему и Лев, и Ильич: уж что-нибудь одно!»

рабочую массу, а сам вылезешь вдаль: значит, ты чужая вша,

которая свою линию всегда наружу держит».
Глаза матери Насти «были подозрительные, готовые ко всякой беде жизни, уже побелевшие от равнодушия».

мобилизовать крапиву на фронт социалистического строительства! Крапива есть не что

иное, как предмет нужды заграницы... Мы должны обрезать хвосты и гривы у лошадей!».
Сафронов: «Поставим вопрос: откуда взялся русский народ? И ответим: из буржуазной мелочи! Он бы и еще откуда-нибудь родился, да больше места не было. А потому мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошел бы энтузиазм!..»

стыд и энергию — он захотел немедленно открыть всеобщий, долгий

смысл жизни, чтобы жить впереди детей...».
Землекопы придумывают пути «будущего спасения»:
«один желал нарастить стаж и уйти учиться,
второй ожидал момента для переквалификации,
третий же предпочитал пройти в партию и скрыться в руководящем аппарате».

сомневаться
«Люди нынче стали дороги, наравне с материалом».
Вощев «устраняется с производства

вследствие роста
слабосильности в нем и задумчивости среди общего
темпа труда».

Жачев знал, «что в СССР немало населено сплошных
врагов социализма, эгоистов и ехидн будущего света, и
втайне утешался тем, что убьет когда-нибудь вскоре всю
их массу, оставив в живых лишь пролетарское
младенчество и чистое сиротство».

Глядите, нынче
меня нету, а завтра вас не будет.
Так и выйдет,

что в социализм
придет один ваш главный
человек!»

фразы
Масса
План
Темп
Энтузиазм
Будущее
Терпение
Истина
Одиночество
Душа
Смысл жизни
Я — ничто

в основе дома-мечты — гроб с телом рёбёнка — девочки

Насти.
«Я теперь ни во что не верю!» — итог строительства новой жизни и нового человека.

перелома»,
повесть, которая обнажала вопросы глубинные — о смысле и цене

фундаментальных разрушений в национальной и мировой истории XX века.