Николаю Васильевичу Гоголю 200 лет!

ЛЕТ!

дышат живыми красками действительности. Видишь и слышишь их…

В. Г. Белинский.

Яновский.
Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский, отец писателя, происходил из старинного украинского рода.

Один из его предков, Остап Гоголь, прославился как казачий атаман. Прадед и дед Н.В.Гоголя были священниками, поэтому Василий Афанасьевич, согласно семейной традиции, обучался в Полтавской семинарии, однако затем выбрал мирскую карьеру. Проработав некоторое время по почтовому ведомству, он вышел в отставку коллежским асессором и удалился в имение в Васильевке , чтобы помогать родителям вести хозяйство. По складу характера он был необычайно мечтательным и, видимо, несколько сентиментальным. Всюду в саду он обустраивал маленькие беседки, шалашики, аллеи в парке носили поэтические названия. Особенным покровительством Василия Афанасьевича пользовались птицы. Так, стирать бельё в пруду крестьянам было запрещено, так как шум колотушек, которыми это самое бельё отбивали, мог потревожить голубей и соловьёв. Сам же барин писал стихи и пьесы, любил читать и знал латынь.

семьи Косяровских , слыла первой красавицей на Полтавщине; замуж за

Василия Афанасьевича вышла в четырнадцать лет.

история женитьбы Василия Афанасьевича. Однажды, будучи тринадцатилетним подростком, он во

сне увидел Матерь Божию. Она указала ему на маленькую незнакомую девочку, игравшую возле него и сказала: «Ты женишься на ней, вот твоя избранница». А через некоторое время Василий Афанасьевич с родителями отправился в гости в соседнее имение и там увидел семимесячную девочку на руках кормилицы, дочку помещиков Косяровских. И сразу понял, что это и есть та самая девочка из его сна! Мария Ивановна воспитывалась у тётки, как раз в соседнем имении, и все эти годы Василий Афанасьевич наведывался к ней в гости, играл с ней в куклы, строил карточные домики, чем, конечно, очень удивлял тётушку. А как в старину умели ухаживать! Однажды четырнадцатилетняя Мария Ивановна прогуливалась с няньками по берегу реки, как вдруг услышала божественные звуки музыки, доносившиеся с противоположного берега, где как раз и располагалось соседское имение. Музыка сопровождала её на протяжение всей прогулки. Пора было признаваться в любви и делать предложение! Но юная барышня была скорее удивлена и напугана, чем польщена. Она лишь сказала, что любит Василия Афанасьевича, как любит она и весь окружающий мир, и, как и полагается в подобных ситуациях, стремительно выбежала из комнаты. Несчастный влюблённый поделился своим горем с тётушкой, и та как женщина мудрая, взялась всё уладить. Вскоре сыграли свадьбу, однако из-за крайней молодости невесты, молодым не позволили жить вместе. Однако они так тосковали друг без друга, что через месяц родители сжалились – Мария Ивановна переехала к мужу. Свёкр и свекровь встретили её, как родную.

наконец-то, после двух мертворожденных детей рождается вполне жизнеспособный, хотя и

очень хилый ребёнок! Ради благополучного исхода беременности Марии Ивановны были приняты все меры: заказывались требы в храме, отслужили благодарственный молебен, горела лампадка перед иконой святителя Николая. И рожать Мария Ивановна отправилась в Сорочинск, к доктору Михаилу Трахимовскому, так что родной дом Николая Гоголя вовсе не родительская усадьба в Васильевке. И, конечно, мать очень боялась потерять долгожданного сына. Оттого маленький Николай был окружён безоговорочным обожанием, и позиций этих не поколебало ни рождение сестры Марии в 1811 году, ни брата Ивана в 1812. «Я ничего в детстве сильно не чувствовал, я глядел на всё, как на вещи, созданные для того, чтобы угождать мне», - писал он позднее матери.

и очень хотел, чтобы они получили хорошее воспитание. Он поместил

их в Патриотический институт в Петербурге, где они учились за казенный счет. Сестры, как и следовало ожидать, оказались Патриотическим институтом изуродованными, не знали жизни, всего пугались. Гоголь, сильно привязанный к ним, все это видел и страдал.
По окончании института сестер содержать было не на что. Выручил Аксаков, ссудивший Гоголю две тысячи рублей... Аксаков получил их в свою очередь от капиталиста Бернадаки, который преклонялся пред талантом Гоголя. При переезде в Москву сестры доставили Николаю Васильевичу в дороге немало забот. Они кричали, плакали, капризничали, ссорились друг с другом. Все это приводило Гоголя в отчаяние и за настоящее и за будущее их положение...
В дальнейшем старший сын сестры Елизаветы Васильевны - Николай Владимирович Быков был женат на Марине Александровне Пушкиной - родной внучке великого поэта. Так потомки Гоголей породнились с потомками Пушкиных.

возрасте его заинтересовали церковные росписи, изображающие адские муки. Мария Ивановна,

будучи женщиной крайне набожной, на вопрос сына о том, что же там изображено, ответила, видимо, очень обстоятельно, рассказав ребёнку о Страшном суде. После этого Николай не мог спать по ночам, но вот в церковь ходить полюбил. Множество таинственных и героических историй слышал он и от бабушки, Татьяны Семёновны. В её комнатах было полным-полно всяких коробочек, шкатулочек и безделушек, так что Никошу, как его тогда называли, так и тянуло в её комнаты. Сами знаете, какие сокровища бывают у бабушек. Так вот, она могла подолгу рассказывать про запорожских казаков, среди которых был и его славный предок Остап Гоголь. А ещё знала бабушка массу народных песен и сказок, которые не всегда оканчивались всеобщим пиром да свадьбой. Вот откуда появились потом такие жуткие истории, как «Страшная месть». Видимо, от подобных рассказов приключилась и пренеприятнейшая история с кошкой: «Я прижался к уголку дивана и среди полной тишины прислушивался к стуку длинного маятника старинных стенных часов… Вдруг слабое мяуканье кошки нарушило тяготивший меня покой. Я видел, как она, мяукая, осторожно кралась ко мне. Я никогда не забуду, как она шла, потягиваясь, а мягкие лапы слабо постукивали о половицы когтями, зелёные глаза искрились недобрым светом…» Очень страшная это была кошка, так что маленький Николай схватил её, выбежал в сад, и выбросил кошку в пруд, где она и утонула не без его помощи. Потом очень плакал… Но, к счастью, было много другого, ведь дом Гоголей был весёлым, хлебосольным и весьма изобильным, несмотря на то, что семья никогда не была богата. Отец брал его с братом с собой в коляску, когда объезжал имение, и этим поездкам мы обязаны роскошными гоголевскими описаниями необозримых полей со снопами и стогами, жаркого полудня, клонящихся под тяжестью плодов ветвей яблонь и груш в « Сорочинской ярмарке». А дома Николай с удовольствием рассказывал об увиденном всем домашним, и они восхищались тем, как хорошо он умеет всё подметить и описать. На кухне что-то постоянно варилось, парилось и жарилось, было тепло, уютно и привольно. Настоящим приключением становились поездки в гости к дальнему родственнику Марии Ивановны и благодетелю семьи Дмитрию Прокопьевичу Трощинскому, сановному вельможе и отставному министру в его усадьбу в Кибинцах. В аллеях парка играл оркестр, дом весь был наполнен драгоценными и диковинными вещицами, а во флигелях для гостей всегда было достаточно народу.

Детство писателя.

Вот мы, например, перед контрольной по математике подойдём к маме

и скажем, что, мол, как-то горло болит и вообще всё не так. И почему в 19 веке всё должно было быть по-другому? Вот пытался увильнуть от школы будущий классик: «Приехавши в Нежин, на другой день стала у меня болеть грудь. Ночью так у меня болела грудь, что я не мог свободно дышать. Поутру стало лучше, но грудь моя всё-таки болела, и потому я опасался, чтоб не было чего худого, и притом мне было очень грустно в разлуке с вами». Но родители проявили твёрдость, ведь дать ему хорошее домашнее образование они не могли, к тому же в том же год в семье родилась ещё одна девочка – Анна.         А вот распорядок дня в Нежинской гимназии был такой, что впору, действительно, было сбежать. Вставали полшестого утра. Умывались и строем шли в церковь, чтоб перед уроками отслужить молебен. Потом скорее в столовую попить чайку и на уроки – с девяти до пяти часов вечера. Обед, разумеется, был. Ужин в восемь, а в девять, после вечерней молитвы, извольте погасить свет и спать. В тёплое время года можно было ещё побыть в парке, а вот куда денешься зимой? И когда учить уроки? А предметов было очень много: Закон Божий, литература, русский, латынь (по ней у Гоголя были нули да единицы – он читал под партой книжки!), греческий, немецкий, французский, физика, математика, политические дисциплины, география, история, военное искусство, рисование, танцы.

«Истории моего знакомства с Гоголем» есть любопытное признание автора (Аксакова):

«Во всем круге моих старых товарищей и друзей, во всем круге моих знакомых я не встречал ни одного человека, кому бы понравился Гоголь и кто бы ценил его вполне». Аксаков имел здесь в виду своих петербургских знакомых и друзей, но по иронии судьбы эти строки с немалым основанием могли бы быть адресованы ко многим, в том числе - к самим Аксаковым. Аксаков склонен в своих воспоминаниях искать объяснения его «странностей» в «капризах» «скрытной» натуры писателя. «Это - святой человек», - дважды запишет в своем дневнике старшая дочь С.Т. Аксакова.

в том числе и воспоминания лечащего врача Гоголя доктора Тарасенкова.

Эти показания никак нельзя игнорировать при изучении последнего периода жизни писателя, трагически сложного и противоречивого. Тарасенков отмечает: «От времени до времени в нем обнаруживалась мрачная настроенность духа безо всякого явственного повода, но тем не менее Гоголь почти до последних дней не оставляет работы, очевидно, Гоголь был уже настолько измучен беспрестанной внутренней борьбой с самим собой, что достаточно было какого-либо внешнего повода, чтобы это повело к роковым последствиям».

в 1847 году, имел неосторожность вступить в переписку с изувером

и фанатиком попом Матвеем Константиновским. Послания отца Матвея возымели свое разрушительнейшее действие на Гоголя. «Но это было ничто в сравнении с живым словом. Испытанный оратор, Матвей тем более увлекался, чем очевиднее было впечатление на слушателя, и становился тем беспощаднее в своем обличении, чем беспощаднее оказывалась жертва», - пишет друг писательской юности А.П. Чехова беллетрист И. Леонтьев, большой поклонник таланта Гоголя.        Приезд отца Матвея в Москву в конце января 1852 года  имел для Гоголя самые роковые последствия. Одинокий, измученный внутренними противоречиями, подавленный творческой неудовлетворенностью в работе над вторым томом «Мертвых душ», Гоголь оказался совершенно незащищенным от зловещего воздействия. Доктор Тарасенков рассказывал, что священник, «прямо и резко, не взвешивая личности и положения поучаемого, с беспощадною строгостью и резкостью проповедовал» Гоголю, «как ничто земное не должно нас прельщать... для чего нам нужны силы?..» Разговоры этого духовного лица так сильно потрясли его, что он однажды, не владея собою, прервал его речь и сказал ему: «Довольно, оставьте, не могу далее слушать, слишком страшно». «Трудно, право, представить сцену более разительного контраста, - пишет И. Щеглов. - Гоголь, великий Гоголь, беспощадный сатирик, гениальный провидец сердца человеческого - бледный, потрясенный, почти скованный от ужаса в своем кресле... и перед кем же? Перед невзрачным и полуневежественным, исступленным попом, пугающим его больное воображение... Окончание трагедии известно». 

художнику А.А. Иванову: «Стечение народа в продолжение двух дней было

невероятное... два дня не было проезда по Никитской улице. Он лежал в сюртуке... с лавровым венком на голове, который при закрытии гроба был снят... Каждый жаждал обогатить себя сим памятником».     Писатель был похоронен на кладбище Свято-Данилова монастыря. На могиле установили памятник в виде отполированной трапеции, на которой были слова из пророка Иеремии: «Горьким словом своим посмеются», а рядом с трапецией стоял камень с крестом - голгофа.  После смерти Гоголя к его имени было запрещено привлекать внимание. Даже попытки родных завершить начатое самим автором печатание Собрания его сочинений встретило серьезное сопротивление литературной цензуры.  «В середине восьмидесятых годов, - рассказывал мне Юрий Алехин, - мне, как старшему научному сотруднику Государственного литературного музея, поручили ответственное задание разбираться с захоронениями, пострадавшими от действий кладбищенских вандалов, перекрашивавших памятники, перебивавших надписи на надгробиях. И поскольку я занимался вопросами, связанными с захоронениями деятелей литературы, то решил заняться и разгадкой перезахоронения праха Николая Васильевича Гоголя.      Легенда о загадочной, мистической смерти Гоголя известна многим и давно. Еще сам писатель в своем завещании начертал: «Находясь в полном присутствии памяти и здравого рассудка, излагаю здесь свою последнюю волю. Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не появятся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения: сердце и пульс переставали биться». Так что первоначально повод возникновению легенды о загадочной смерти Гоголя дал именно сам Гоголь.   Мне удалось встретиться и побеседовать со многими людьми, жившими неподалеку от Свято-Данилова монастыря в то время и кто был свидетелем переноса праха Николая Гоголя 31 мая 1931 года на кладбище Новодевичьего монастыря.

один из майских дней ему позвонил директор кладбища - бывший

комсомольский работник - и предложил присутствовать при переносе праха Гоголя. На сие действо собрались примерно тридцать человек, среди которых были Юрий Олеша, Михаил Светлов, Всеволод Иванов, Лидин... Сняли с могилы камень и голгофу. И принялись копать. Сверху оказался чей-то череп. Экспертиза установила, что этот череп принадлежал вовсе не великому писателю. Потом наткнулись на склеп из кирпича. Долго копали, но под памятником на оси, где и должен быть гроб, его не оказалось. Копали очень долго и лишь к исходу дня в боковом отводе склепа обнаружили погребение. Доски у гроба были подгнившие, его вытащили.
      Присутствовавшая при этом супруга известного архитектора Барановского Мария Юрьевна горько плакала. И один из энкавэдэшников сказал своему коллеге: «Смотри, вдова-то как убивается!» Когда открыли гроб, то увидели - о ужас! - что череп великого писателя повернут набок. И многие утвердились в небезосновательном опасении Николая Васильевича. А по Москве моментально разнесся слух, что Гоголь перевернулся в гробу. Кроме поворота головы, чего-нибудь, указывавшего на то, что он перевернулся, не было. Скелет лежал на спине. Часть сюртука табачного цвета, в котором он был похоронен, сохранилась. И костяшки пальцев ног были «вдвинуты» в сапоги. У сапог дратва сгнила, и они, само собой, раскрылись, открыв конечности ступней. И вот после того, как вскрыли гроб, и произошла вакханалия по разграблению останков. Лидин сам говорил, что стянул себе хорошо сохранившийся кусок жилета табачного цвета с груди Гоголя.
     «Я первое издание «Мертвых душ» окантовал в металл и вставил туда эту материю», - говорил Владимир Германович. Тамара Владимировна Иванова, ныне покойная, рассказывала, что, когда ее муж, известный писатель Всеволод Иванов, пришел с этого захоронения, он страшно возмущался:   «Как можно после всего случившегося считать писателей высокодуховными людьми?!» Из гроба стащили, кроме куска материи, ребро, берцовую кость и, по уверению Лидина, один сапог. Вполне вероятно, еще что-то».

рассказывал: «Гроб перевезли на кладбище Новодевичьего монастыря и захоронили в

новой могиле. Перенесли туда также памятник-голгофу. Впоследствии на могиле установили столб, на котором возвышается памятник Гоголю скульптора Томского, а голгофу выбросили.
     Позже эту голгофу и часть гранитного камня нашла вдова Михаила Булгакова - Елена Сергеевна, которая установила их на могиле своего мужа, как преемника трагедий автора «Мертвых душ».
     Так вот, после того как перевезли гроб, начались вещи мистические. Проходит дня три, как рассказывает сам Лидин, звонит ему директор кладбища и говорит: «Владимир Германович, я что-то спать не могу. Ко мне третью ночь подряд Гоголь приходит и говорит: «Давай назад ребро!» Лидин немедленно позвонил другому похитителю, писателю, который стащил берцовую кость. Тот тоже в недоумении: «Она у меня была в кармане пальто. С вечера вытащить забыл, а утром хватился - а ее уже и нет, исчезла».
     И Лидин, эдак старчески улыбнувшись, рассказал: «Ну что же поделаешь, мы сговорились, собрали кое-что из того, что было взято, и под покровом ночи пробрались к могиле Гоголя на Новодевичьем кладбище, вырыли маленькую ямку и туда опустили». И он, кстати, сказал, что если еще кто-нибудь додумается беспокоить прах Николая Васильевича, то сначала наткнется на кость и сапог...
     Как известно, летом 1845 года, находясь в состоянии чрезвычайного душевного кризиса, Гоголь сжег рукопись второго тома «Мертвых душ». Получившая широкое распространение официальная версия гласит, что Гоголь вторично сжег беловую законченную рукопись тома в ночь с 11 на 12 февраля 1852 года. Но существуют и заслуживают внимания и другие, нередко противоречивые, версии: были сожжены другие документы или какие-то отдельные главы произведения, что уничтожение произошло непосредственно перед смертью, то есть 21 февраля. И наконец, по мнению некоторых исследователей творчества Гоголя, рукопись второго тома «Мертвых душ» вообще не была сожжена, а присвоена людьми из окружения Гоголя. Все эти версии, естественно, требуют тщательнейшего расследования, анализа.

в состоянии выдержать в русской и западно – европейской литературе

, ибо он выше всего на свете со включением в это все и Шекспира и кого угодно»…
Н. Г. Чернышевский.