Редьярд Киплинг

было напечатано в октябрьском номере "Америкэн мэгэзин" за 1910 год

и тут же обрело громкую известность. Удивляться нечему: помимо поэтических достоинств текста, сказалась слава его автора. Звезда Киплинга тогда стояла в зените. Среди современных ему английских поэтов никто не добился настолько широкого признания. Рассказами Киплинга зачитывались на пяти континентах. Нобелевская премия только удостоверила его - и без таких знаков престижа - высокий литературный авторитет. Кстати, за всю историю этой премии не было среди писателей лауреата моложе, чем Киплинг. Шведская академия провозгласила его живым классиком в сорок два года. От него ждали необыкновенных свершений.
В том, что стихам, опубликованным в октябре 1910 года, он придавал особое значение, сомневаться не приходится. Ведь они в своем роде "Памятник", как у Горация, Державина, Пушкина.

Are losing theirs and blaming it on you,
If you

can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too;
If you can wait and not be tired by waiting,
Or being lied about, don't deal in lies, Or being hated, don't give way to hating,
And yet don't look too good, nor talk too wise:
If you can dream -- and not make dreams your master;
If you can think -- and not make thoughts your aim;
If you can meet with Triumph and Disaster And treat those two impostors just the same;
If you can bear to hear the truth you've spoken
Twisted by knaves to make a trap for fools, Or watch the things you gave your life to, broken,
And stoop and build'em up with worn-out tools:
If you can make one heap of all your winnings
And risk it on one turn of pitch-and-toss, And lose, and start again at your beginnings
And never breathe a word about your loss; If you can force your heart and nerve and sinew
To serve your turn long after they are gone,
And so hold on when there is nothing in you Except the Will which says to them: "Hold on!«
If you can talk with crowds and keep your virtue,
Or walk with Kings -- nor lose the common touch,
If neither foes nor loving friends can hurt you,
If all men count with you, but none too much;
If you can fill the unforgiving minute
With sixty seconds' worth of distance run,
Yours is the Earth and everything that's in it, And -- which is more -- you'll be a Man, my son!

уподоблена игре, схожей с орлянкой, которая знакома каждому (pitch-and-toss -

столбик монет, в который бросают монету потяжелее, чтобы перевернуть стоящие в столбике монеты "на орла").
Обязанность человека не поддаваться искусу Успеха и не падать духом в годину Несчастья выражена призывом "напрячь сердце, и нервы, и мышцы
В стихотворении -11 if(если)
А вместе с тем - ритмическая четкость, доведенная до совершенства; ни одной неточной рифмы;
Ёмкость английского языка, преобладание в нём немногосложных слов позволили Киплингу осуществить подбор для своего стиха, как правило, одно- и двусложных слов. Это придаёт чёткость и ритмику, позволившую почти каждому бойцу имперских колониальных войск и британской армии периода первой мировой войны заучить заповедь наизусть и твердить как молитву

толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в

себя, наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.

О, если ты покоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг,
И если ждать умеешь без волненья,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
Но и святым себя не назовешь,

не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что

их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена, и снова
Ты должен все воссоздавать с основ.

И если ты своей владеешь страстью,
А не тобою властвует она,

И будешь тверд в удаче и в несчастье,
Которым, в сущности, цена одна,
И если ты готов к тому, что слово
Твое в ловушку превращает плут,
И, потерпев крушенье, можешь снова –
Без прежних сил - возобновить свой труд,

накопил с трудом,
Все проиграть и нищим стать, как прежде,

И никогда не пожалеть о том;
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело.
И только Воля говорит: "Иди!«

И если ты способен все, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и вновь начать сначала,
Не пожалев того, что приобрел,
И если можешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперед нестись,
Когда с годами изменяют силы
И только воля говорит: "Держись!" –

с толпой;
Будь прям и тверд с врагами и с

друзьями,
Пусть все, в свой час, считаются с тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье,
Часов и дней неумолимый бег,--
Тогда весь мир ты примешь, как владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить,
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег, -
Земля - твое, мой мальчик, достоянье!
И более того, ты - человек!

на деле содержат в себе очень глубоко спрятанные смысловые оттенки,

выявляющиеся с новым серьезным прочтением. Думаю, сопоставление нескольких русских версий киплинговского шедевра убедит в этом каждого непредвзятого читателя. И пусть не смутят его различия - вплоть до несовпадающих заглавий. Тут не домыслы переводчиков "поверх" оригинала, а возможности, предлагаемые самим оригиналом.

"Заповедь". Подошел бы и другой заголовок, пусть лексически произвольный, "Завещание".

Он оправдан, если вникнуть в смысл четырех строф. Да и случилось так, что они действительно стали поэтическим завещанием Киплинга, хотя он прожил еще четверть века с лишним.
Стремление максимально приблизить перевод к тексту оригинала может снижать поэтические достоинства стихов.

степенью вольности языковых средств, то есть отступлением от оригинального текста

и, соответственно, дословного перевода.

себя и руки опускаются. А прочитаешь такие стихи – и

расправляются плечи, руки наливаются силой, глаза зажигаются огнём. И я благодарен таким поэтам и такой поэзии, которая проникает в душу и укрепляет её» (Васильченко)