Трудный процесс пробуждения совести (В.Тендряков "Хлеб для собаки")

совести героев рассказа.

выберите из предложенных формулировок ту, что представляется вам наиболее точной:

«Голодный 1933 год», «Бесчеловечное отношение к ссыльным», «Муки человеческой совести», «Изображение определённой эпохи в жизни нашего государства».

«те, кого уже не считали людьми», произвели на окружающих, во

всяком случае, на тех из них, кто не потерял совести, или на тех, у кого она только появлялась. К первым относился, например, начальник станции, ко вторым – маленький (десятилетний) герой рассказа Володя Тенков. Подобное зрелище способствует пробуждению совести, будоражит её (такие, как Ваня Душной, при этом в счёт не идут). Основную смысловую нагрузку в этом эпизоде несут следующие слова и выражения: «у прокопчённого, крашенного казённой охрой вокзального здания» (каково значение слова «казённой»?); «за вылущенным заборчиком»; «те, кого уже не считали людьми»; «в недрах грязного, вшивого тряпья»; «замусоленный документ»; «внешне не походили на людей»; «скелеты»; «туго раздуты»; «грыз кору»; «тлеющими, не человечьими… глазами»; «источая из своего полуистлевшего тряпья кислый смрад»; «кто-то расплылся на земле студнём»; «кто-то запихивал в рот пристанционный мусорок с земли»; «больше всего походили на людей те, кто уже успел помереть».

детстве или кто-то очень на него похожий), «впечатлительный, уязвимый мальчишка»,

«не заболел, не сошёл с ума» после того, как впервые увидел умирающего от голода человека? (Найти в тексте, зачитать.)

Почему Володю больше, чем смерть, потряс эпизод с разлитым молоком?

без благодарности отнеслись к Володиной попытке накормить их?
Почему Володя

мучился угрызениями совести, когда садился за стол, а брат его ел спокойно?

Как Володя пытался помочь голодным?

голодных людей?
Что больше всего поразило Володю в словах отца

о собаке и в самой собаке? Как вы понимаете смысл фразы: «Не облезлого пса кормил я кусками хлеба, а свою совесть»?

когда пробуждается внутреннее «я», голос совести. Брат его до этого

ещё не дорос. Володя снисходительно замечает: «Брат был моложе на три года, в свои семь лет умел переживать только за самого себя…» В жизни Володи, как и в жизни героев Герцена, Л. Толстого, Горького, произошли события, содравшие ему «кожу с сердца».
Страшное зрелище голодных страданий, голодной смерти ссыльных не свело его с ума, потому что он видел ещё более тягостную картину: приличная, воспитанная, опрятно одетая женщина черпает «обгрызенной деревянной ложкой» молоко из грязного конского следа и ест, плача, опустившись на колени, «как перед могилой дочери».

совести зазвучал в его душе, ребёнок стал взрослеть. Он хотел

накормить товарищей, разделить с ними свой хлеб (тема эта постоянно звучит в рассказе), и они охотно брали у него, но так же охотно донесли на него учительнице: Володя был чужой, прежде всего потому, что был «сытый», а в пролетарской стране, как замечает автор, вообще «стыдно быть сытым» (это внушалось детям), и особенно в тот ужасный голодный год. Володя понял скрытое и открытое отчуждение товарищей и не стал брать в школу завтраки: понял, что выделяться в этом отношении нельзя. Но, терзаясь муками совести сытого перед голодными, не в силах заглушить свой внутренний голос, он ищет самого голодного, самого несчастного. Володя вдруг открывает для себя «не разумом, а чутьём» истины, над которыми раньше он не задумывался и которых «не ощущал». Как можно одному помочь, а других не заметить? Не опасно ли протягивать руку помощи открыто?

не такими словами, какими пишу сейчас, тридцать шесть лет спустя.

Скорей всего, я тогда вовсе не думал, а остро чувствовал, как животное, интуитивно угадывающее будущие осложнения. Не разумом, а чутьём тогда я осознал: благородное намерение – разломи пополам свой хлеб насущный, поделись с ближним – можно свершить только тайком от других, только воровски!»
Настоящий парадокс: люди воруют для себя, Володя «воровски» не доедает то, что дала ему мать, «воровски» прячет в карман хлеб и выходит «на воровское дело» – «на тайную охоту на самого-самого голодного».

тех, кого он хотел накормить? Не только от испуга, но

и, думается, от сознания своего абсолютного бессилия. К сожалению, горькая фраза отца («Чайной ложкой моря не вычерпаешь») оказалась тоже истиной.
Но оставаться равнодушным Володя всё же не мог. Что же делать? Как «накормить» свою голодную, неудовлетворённую совесть? Наконец нашёлся тот «самый-самый голодный», которого так долго искал Володя, – несчастная облезлая собака, которую не пожалел даже отец Володи (он пожалел её хозяина), собака, которая навсегда утратила доверие к человеку. У неё «пустые, не пускающие в себя глаза» без всякого выражения, даже без страха. Да, Володя спас, вероятно, собаку от голодной смерти, но и она спасла его нравственно: она дала ему возможность заботиться о ком-то, успокоить, насколько это было возможно, мучения совести, делать то добро, которое он, мальчик, мог сделать. Кормя собаку, он «кормил» свою совесть.

идя вдоль скверика, «глядел себе под ноги и молчал», не

отвечал на вопросы Вани Душного, а «проходил мимо, не подымая головы»? Можно ли понять, какие мысли мучили этого человека? Как можно объяснить его самоубийство?

совесть. Это второе «я» живёт во многих людях. Вот и

начальник станции, с виду добросовестный, исполнительный советский служащий «в новенькой форменной фуражке с кричаще красным верхом», не может от стыда за всё происходящее поднять глаз на умирающих от голода людей. Здесь и жалость к ним, и чувство собственной вины и ответственности (он, начальник станции, ничего не может сделать для людей, умирающих рядом с подведомственной ему территорией), и скрытое, может быть, смутное, а может быть, и осознанное недовольство тем, что происходит в стране. Его молчание – это определённая форма протеста.

«изрёк то ли нам, то ли самому себе, то ли

вообще равнодушному небу»: «Что же вырастет из таких детей? Любуются смертью. Что за мир станет жить после нас? Что за мир?..» Этот человек застрелился от укоров совести, от собственного бессилия, не догадавшись найти себе «несчастной собачонки», которую он мог бы кормить, отрывая хлеб от себя. Смеем заметить, что вряд ли и собачонка помогла бы: перед нами не ребёнок, а взрослый, серьёзный человек, переживающий глубокую внутреннюю трагедию.
Подобную же, если не сильнейшую, душевную драму переживает и отец Володи.

внутреннем разладе?
Почему в конце рассказа отец Володи становится похож на

начальника станции? (См. фразу В.Ф. Тендрякова: «У отца в последнее время было какое-то тёмное лицо, красные веки, чем-то он напоминал мне начальника станции, гулявшего вдоль вокзального сквера в красной шапке».)

проходил мимо голодного лежбища и мой отец. Мне он не

сказал в упрёк ни единого слова». Он и внешне становится похож на начальника станции: те же «красные веки», то же «тёмное лицо». Душевные мучения, чувство стыда, собственной беспомощности – вот что наложило отпечаток на облик этого человека. Что ждёт его впереди? На этот вопрос в рассказе нет ответа. Может быть, привязанность к сыну спасёт отца от страшного финала?

считать людей людьми – излюбленный приём экстремистских сект и тоталитарных

режимов, часть усилий которых направлены на поиск и уничтожение внутреннего и внешнего врага. Именно так проще всего выключить то, что в принципе есть в каждом человеке, – совесть. Совесть – именно то, что просыпается в главном герое; то, что заставляет его снова и снова делать попытки помочь тем, кому плохо. Но «ложкой моря не вычерпать», и ребёнок, после неудачных попыток кормить умирающих от голода и просто голодных, спасает умирающую собаку. И этим спасает себя. Потому что сохранение совести – единственный способ остаться человеком самому.

с. 119–147).