Эволюция абсурдизма в театральной жизни Франции

Работа Непомилуева Глеба, группа 2-ОС

начале 1950-х годов, во французском театральном искусстве[1].Театр абсурда часть литературы абсурда. В

абсурдистских пьесах (драмах), в отличие от логичных пьес обычной драматургии, автор передаёт читателю и зрителю своё ощущение какой-либо проблемы, постоянно нарушая логику, поэтому зритель, привыкший к обычному театру, оказывается сбит с толку и испытывает дискомфорт, что и является целью «нелогичного» театра, нацеленного на то, чтобы зритель избавился от шаблонов в своем восприятии и взглянул на свою жизнь по-новому. Сторонники «логичного» театра говорят, что мир в «театре абсурда» представлен как бессмысленное, лишённое логики нагромождение фактов, поступков, слов и судеб, однако при чтении таких пьес можно заметить, что они составлены из ряда вполне логичных фрагментов. Логика же связи этих фрагментов резко отличается от логики связи частей «обычной» пьесы. Наиболее полно принципы «абсурдизма» были воплощены в драмах «Лысая певица» (La cantatrice chauve, 1950 год) румынско-французского драматурга Эжена Ионеско и «В ожидании Годо» (Waiting for Godot, 1952 год) ирландского писателя Сэмюэла Беккета. Приёмами искусства абсурда пользовались в своём творчестве и другие французские драматурги.

считать переломным в развитии драматургии многих европейских стран. Именно в

эти годы начинается широкая волна экспериментов, поисков, осторожных и крайних, приведших к появлению «театра абсурда».
«Театр абсурда» – общее название для драматургии поставангардного периода 1950–1970-х годов. Этот своеобразный взрыв подготавливался исподволь, он был неизбежен, хотя и имел в каждой европейской стране, помимо общих, и свои, национальные, предпосылки. Общие – это дух успокоенности, мещанского самодовольства и конформизма, воцарившиеся в Европе и США после Второй мировой войны

Было очевидно, что театр стоит у порога нового периода своего существования, что необходимы такие способы и приёмы изображения мира и человека, которые бы отвечали новым реалиям жизни. Театр поставангарда – самый шумный и скандальный, швырнувший вызов официальному искусству своей шокирующей художественной техникой, напрочь отметающий старые традиции и представления. Театр, взявший на себя миссию говорить о человеке как таковом, универсальном человеке, но рассматривающий его как некую песчинку в космическом бытии. Создатели этого театра исходили из мысли об отчужденности и бесконечном одиночестве в мире.

пьесы Э. Ионеско «Лысая певица» (1951). Через год появились новые

пьесы Ионеско – «Стулья» и «Урок», а затем С. Беккет выступил со своей пьесой «В ожидании Годо» (1953), которая и стала знаковым явлением в драматургии абсурда.
Сам термин «театр абсурда», объединивший писателей различных поколений, был принят и зрителем, и читателем. Однако сами драматурги его отвергали. Э. Ионеско говорил: «Вернее было бы назвать то направление, к которому я принадлежу, парадоксальным театром, точнее даже «театром парадокса».
Творчество драматургов театра абсурда было, по замечанию Т. Проскурниковой, «пессимистическим ответом на факты послевоенной действительности и отражением её противоречий, повлиявших на общественное сознание второй половины нашего века». Это проявилось прежде всего в чувстве растерянности, а точнее, затерянности, охватившем европейскую интеллигенцию.
Ионеско в одном из своих интервью заявляет: «Разве жизнь не парадоксальна, не абсурдна с точки зрения здравого смысла? Мир, жизнь до крайности несообразны, противоречивы, необъяснимы тем же здравым смыслом… Человек чаще всего не понимает, не способен объяснить сознанием, даже чувством всей природы обстоятельств действительности, внутри которой он живёт. А стало быть, он не понимает и собственной жизни, самого себя».

в котором живут герои театра абсурда, – это царство смерти.

Оно непреодолимо никакими человеческими усилиями, и любое героическое сопротивление лишается смысла.

Ошеломляющая алогичность происходящего, нарочитая непоследовательность и отсутствие внешней или внутренней мотивированности поступков и поведения действующих лиц произведений Беккета и Ионеско создавали впечатление, что в спектакле заняты актёры, никогда ранее не игравшие вместе и задавшиеся целью во что бы то ни стало сбить друг друга, а заодно и зрителя с толку. Обескураженные зрители встречали подобные постановки иногда улюлюканьем и свистом. Но вскоре парижская пресса заговорила о рождении нового театра, призванного стать «открытием века».
Деятели этого театра – С. Беккет, Э. Ионеско, Ж. Жене, Г. Пинтер – пишут, как правило, о трагической судьбе человека, о жизни и смерти, но облекают свои трагедии в форму фарса, буффонады.

«Театр парадокса»

и ирландский писатель, поэт и драматург. Представитель модернизма в литературе. Один из основоположников (наряду

с Эженом Ионеско) театра абсурда. Получил всемирную известность как автор пьесы «В ожидании Годо» (фр.  En attendant Godot), одного из самых значительных произведений мировой драматургии XX века. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1969 года. Большую часть жизни прожил в Париже, писал на английском и французском языках.

и общественный трагический опыт писателя, пережившего ужасы фашистской оккупации Франции.
Место

действия в пьесе – заброшенная проселочная дорога с одиноким высохшим деревом. Дорога воплощает символ движения, но движения, равно как и сюжетного действия, здесь нет.

Две одинокие и беспомощные фигуры, два существа, затерявшиеся в чужом и враждебном мире, Владимир и Эстрагон, ждут господина Годо, встреча с которым должна разрешить все их беды Герои Беккета могут только ждать, ничего более. Это полный паралич воли. Но и ожидание это все более становится бессмысленным, ибо ложный вестник (мальчик) постоянно отодвигает встречу с Годо на «завтра», не приближая несчастных ни на шаг к конечной цели.
Беккет проводит мысль о том, что в мире нет ничего, в чем человек мог бы быть уверен.
В пьесе неоднократно возникает разговор о том, что Эстрагону жмут ботинки, хотя они изношены и дырявы. Он постоянно одевает и вновь с великим трудом снимает их. Автор как бы говорит нам: вот и вы всю свою жизнь не можете освободиться от лишающих вас движения пут.

Кто же такой Годо? Бог (God?) Смерть (Тod?). Толкований множество,

но ясно одно: Годо – фигура символическая, она начисто лишена человеческого тепла и надежды, она бесплотна. Что такое ожидание Годо? Может быть, сама человеческая жизнь, ставшая в этом мире не чем иным, как ожиданием смерти? Придёт Годо или нет – ничего не изменится, жизнь так и останется адом.
Мир в трагифарсе Беккета – это мир, где «Бог умер» и «небеса пустынны», а потому тщетны ожидания.
Непрестанное жонглирование словами и фразами заполняет пустоту непереносимого состояния ожидания; подобная словесная игра – единственная ниточка, отделяющая героев от небытия. Это всё, на что они способны. Перед нами полный паралич мышления. Владимир: Итак, мы идём.
Эстрагон: Идём. Ремарка: Они не двигаются.

мира и человека избрали гротеск, приём, ставший доминирующим не только

в драматургии, но и в прозе второй половины XX века.

Об этом свидетельствует высказывание швейцарского драматурга и прозаика Ф. Дюрренматта: «Наш мир пришёл к гротеску, как и к атомной бомбе, подобно тому, как гротескны апокалипсические образы Иеронима Босха. Гротеск – только чувственное выражение, чувственный парадокс, форма для чего-то бесформенного, лицо мира, лишённого всякого лица».

В 1969 году творчество С. Беккета было отмечено Нобелевской премией.

написана Беккетом на французском языке между 9 октября 1948 и

29 января 1949 года. Премьера спектакля состоялась 5 января 1953 в театре «Вавилон». Далее следовала череда постановок во Франции, а затем и за её пределами.

Одной из них является постановка Государственного Академического театра им. Ленсовета режиссера Юрия Бутусова 1999 г, экранизированная в том же году . Главные роли исполняли: Константин Хабенский (Эстрагон), Олег Федоров (Владимир), Михаил Пореченков (Поццо), Андрей Зибров (Лакки).

своего рода рубежное время для России. 1990 – “золотой век”

коррупции в стране. Люди грезили “американской мечтой”, ведь она стала близка – окончательно рухнул железный занавес. Освободившиеся СМИ открывали всё новые и новые горизонты, зачастую эти открытия с моральной точки зрения были достаточно сомнительными.
Это время воспринималось как время излишней свободы, которой нация не всегда правильно воспользовалась, за что и была наказана – так можно воспринять трактовку Бутусовым беккетовской пьесы. Скорее всего, Владимир и Эстрагон провинились в 1990 г., по Бутусову, ведь тогда они были “приличными людьми”.

происхождения, один из основоположников эстетического течения абсурдизма (театра абсурда), признанный

классик театрального авангарда XX века.
Член Французской академии (с 1970 года), член Румынской академии (с 2009 года, посмертно)[7].

абсурда нашла своё наиболее полное выражение. Задача театра, по Ионеско,

дать гротескное выражение нелепости современной жизни и современного человека. Драматург считает правдоподобие смертельным врагом театра. Он предлагает создать некую новую реальность, балансирующую на грани реального и ирреального, и главным средством в достижении этой цели он считает язык. Язык ни в коем случае не может выражать мысль.
Язык в пьесах Ионеско не только не выполняет функцию связи, общения между людьми, но, напротив, усугубляет разобщённость и одиночество их. Перед нами лишь видимость диалога, состоящего из газетных штампов, фраз из самоучителя иностранного языка, а то и вовсе осколки слов и фраз, случайно застрявшихся в подсознании. У персонажей Ионеско нечленораздельна не только речь, но и сама мысль. Его герои мало напоминают обычных людей, это скорее роботы с испорченным механизмом.

Ионеско объяснял своё пристрастие к жанру комедии тем, что именно комизм с наибольшей полнотой выражает абсурдность и безысходность бытия.

персонификацией общепризнанных идей и лозунгов, повсеместным конформизмом». Он возмущается нивелированием

личности, массовыми лозунгами и избитыми идеями, которые все более и более низводят наше массовое общество до сборища управляемых из центра роботов. «Смиты, Мартины не могут разговаривать, потому что они не могут думать; они не могут думать потому что, их ничто не трогает, они пассивны. Они не могут жить; они могут «стать» кем угодно, чем угодно; потеряв идентичность, они присваивают чужую... они взаимозаменяемы»

Мы живём в мире, утратившем свой метафизический объём и, следовательно, всякую тайну. Чтобы вернуть ощущение тайны, мы должны научиться видеть банальность во всем её омерзении: «Ощутить абсурдность банальности и языка, их фальшь — уже продвинуться вперёд. Чтобы сделать этот шаг, мы должны раствориться во всём этом. Комическое есть необычное в его первозданном виде; более всего меня изумляет банальность; скудость наших ежедневных разговоров — вот где гиперреальное»

английского языка, нелепые и банальные фразы которого стали основанием для

текста пьесы.
В гости к Смитам приходит супружеская пара Мартенов, и на протяжении всего действия происходит обмен репликами, лишёнными смысла. В пьесе нет ни событий, ни развития. Меняется лишь язык: к концу произведения он превращается в нечленораздельные слоги и звуки.
Автоматизм языка – основная тема пьесы «Лысая певица». Она разоблачает обывательский конформизм современного человека, живущего готовыми идеями и лозунгами, его догматизм, узость кругозора, агрессивность – черты, которые позднее превратят его в носорога.

Мы ели суп, рыбу, картошку с салом и английский салат. Дети

пили английскую воду.  Мы сегодня хорошо поужинали. А все потому, что мы живем в окрестностях Лондона и наша фамилия Смит.
Мистер Смит щелкает языком, не отрываясь от газеты. На сей раз, — снова начинает монолог миссис Смит, — Мэри пожарила картошку как следует. В прошлый раз она ее недожарила. А я люблю картошку, когда она пожарена как следует.» Мистер Смит опять щелкает языком, не отрываясь от газеты». __________________ По сути — это обычная сценка, а шизофреничная речь обывателей -просто поток скучающего пустого сознания, который изливается из пустой головы сам собой и, не стесненный ничем, течет куда-то вдаль.

захотел встретиться с автором. Ионеско пришёл в крошечный Theatre de

Poche. Николя Батай записал эту встречу: «... традиция предписывает, что я должен рассказать о своём первом впечатлении о нём. Придерживаясь её, скажу, что он показался мне похожим на мистера Пиквика. Я сообщил ему, что мы хотим поставить его пьесу. Он ответил, что это невозможно. Он уже смирился с неуспехом — пьесу, среди других, отклонил Жан-Луи Барро и... Comedie Frangaise».Сначала режиссёр предпринял попытку поставить пьесу в преувеличенно пародийном стиле. Из этого ничего не вышло. В итоге решили, что для полного эффекта текст должен быть сыгран предельно серьёзно.
Название пьесы возникло на репетициях; в длинной, «истории о насморке», которую рассказывает брандмайор, фигурирует блондинка учительница. На прогоне Анри-Жак Юэ, игравший брандмайора, ошибся и произнёс вместо блондинки учительницы «лысая певица». Ионеско немедленно заявил, что надо назвать пьесу «Лысая певица». Такое название лучше, чем «Английский без усилий» или «Причуды Биг Бена» (одно время Ионеско так хотел назвать пьесу). В итоге пьеса стала называться «Лысая певица». Лысая певица возникает в финале десятой сцены, когда брандмайор сбивает всех с толку, спрашивая о лысой певице. После тягостного молчания получает ответ, что у неё прежняя причёска.
Первоначально Ионеско намеревался после последней ссоры супружеских пар оставить сцену пустой. Выходил администратор с полицейскими. Они открывали по публике «пулемётный огонь», а администратор и сержант полиции обменивались рукопожатием. Для этого надо было ввести дополнительно актёров. В качестве альтернативы Ионеско планировал, чтобы в разгар ссоры служанка провозглашала «Автора!», после чего появлялся автор, актёры почтительно отступали и аплодировали ему. Автор подходил бы энергичным шагом к рампе и кричал в публику: «Банда обманщиков! Я вам покажу!» Но потом Ионеско решил, что такой финал «слишком полемичен» и, вероятно, не придумав другого финала, решил, что пьеса начнётся снова.

1950 года в Theatre des Noctambules. Она встретила холодный приём.

Только Жак Лемаршан, обозреватель Combat, и драматург Ар-ман Салакру отозвались благосклонно.

и всеобщего, универсального стремления увидеть в сегодняшнем «некую неизменную общую

основу, которую можно раскрыть непосредственно в самом себе». Именно поэтому театру абсурда свойственен глубокий подтекст, позволяющий каждый раз прочитывать драму и интерпретировать её идеи и образы по-новому.

Разумеется, театр парадокса (абсурда) предназначен не для массового зрителя. Ионеско сам говорил, что это театр для элиты, ибо это театр поисков, театр-лаборатория. Однако драматург убеждён, что существование элитарного театра обусловлено духовными потребностями современного общества.