Лубок и вывески в России

ответвление граверного мастерства. Первые его образцы были завезены фряжскими (итальянскими)

куп­цами в середине XVII века и быстро получили столь большую попу­лярность, что началось активное ремесленное производство этих, как их именовали, «простовиков».

по деревянной доске.
Лубком именовался древесный слой, расположенный сразу под

корой: по распространенному мнению, от этого наименования и пошло общее название народных картинок.
Отпечатанные с досок несколько сот черно-белых оттисков отдавались другим группам артельщиков для рас­краски.
Здесь-то и рождалось главное лубочное достоинство:
феерия красок, сочетание ярких контрастов, веселая праздничность этих «по­тешных», как тоже их называли, листов.

юмо­ристические сцены.
Напротив: особым спросом пользовались религи­озные сюжеты. Картинки

на эти темы восполняли пробелы крестьян­ских иконостасов, расширяя сакральную ауру даже самых бедных жилищ и добавляя полноту причастности к возвышенному.
https://tvkultura.ru/video/show/brand_id/21745/episode_id/1139997/video_id/1096354/

сюжеты после реформирования некоторых церков­ных обрядов патриархом Никоном и возникновения

старообрядчества.
Страстные борцы с «никоновской ересью» охотно прибегали к изобра­зительным возможностям «простовиков», чтобы прославить старую веру, распространить облики дониконовских праведных иерархов, по­казать ближе последствия употребления «двоеперстия» при крещении и пагубное влияние «троеперстия». Некоторые из подобных изображе­ний примыкают к сфере конфессиональной рекламы.

наглядные побуждения к благотворительности и распростране­ние изначальных медицинских знаний.

«Виды монастырей служили в то же время и рекламами для

сбора на монастырское строение,
и посылались в подарок от архимандрита или строителя тароватому купечеству с такими, например, надписями: "Не благоугодно ли что-либо пожертвовать на украшение обители?" или: "Господи! Источи из очей моих неиссякаемый источник слез о моем окаянстве... да искуплю добром грехи мои!".

картинок, призванная предотвратить или хотя бы уменьшить опасность эпидемии оспы.

Листки прокламировали необходимость при­вивок и пользовались богатым набором рекламных средств.
На одной из картинок — две крестьянки: одна — здоровая, румяная, пригожая, другая — обезображена оспой. К подолу каждой из них прильнули по трое ребятишек. Далее идут стихи:

Какой позор рябым уродливым мальчишкам, Смотрите, как они хорошим ребятишкам Дурными кажутся; и как от них бегут, Товарищами их в игрушку не зовут. С уродами ж играть как будто все боятся И так спешат от них скорее прочь убраться.

Серия картинок завершалась летучим листком, в котором подробно излагались наставления о прививании оспы.

звучит в русской культуре XVII-XVIII веков. Традиция обязывала предоставлять право

покаяния даже закоренелым преступникам, разбойни­кам и убийцам. Обряд покаяния нередко был организован как массо­вое зрелище, имевшее в виду и назидание, и устрашение.
Об одном из таких случаев повествует лубок, распространявшийся в мае в 1767 году в связи с покаянием убийц — мужа и жены Жуковых. Листок изобра­жал преступников, закованных в кандалы, с зажженными свечами на фоне Успенского собора и колокольни Ивана Великого. Далее следо­вал текст, объявлявший о порядке проведения этой акции. В нем, в ча­стности, говорилось: «Повестить за сутки во всем городе от полиции, в который день, какого часа и в которой церкви сей злодеи исповедать будут всенародное свое покаяние».

суть его изображается на «картинке»,
тиражируется с подробным разъяснением происходя­щего.
Авторы

лубков охотно применяют убедительную силу контра­ста, фронтального противопоставления: здоровье — болезнь, красота — уродство, святость — греховность.
Эти альтернативы, воплощенные в рекламных образах, побуждали реципиентов к оперативному выбору линии поведения.

более развернутыми и обстоятельными.
Лубки входили в каждый дом —

от царских палат до убогих крестьянских изб. Это — один из ранних прорывов печатной массовой культуры в русскую повсе­дневность.
Рекламная функция — не последняя в лубочной продукции.
Лубки в предельно доступной форме доноси­ли до самой широкой аудитории разнообразную информацию и на­сущные идеи.
С образованием российского рынка лубочное мастерство успешно стало служить и целям коммерческого рекламирования.

некоторых рисунков и текстов — как внешняя, так и содержа­тельная.

Власти пытались препятствовать распространению дурного вкуса, одновременно насаждая идеологическую цензуру. В 1674 го­ду глава православной церкви запретил «покупать такие листы, как печатали немцы, еретики, лютеры и кальвины, по своему проклятому мнению».

журналистика XVIII века адресовала модникам и модницам. Высмеивали их и

«потешные» картинки. Однако, наряду с этим были листы, рекламирующие иноземную модную продукцию. Вот лист № 421 из собрания лубков Д. А. Ровинского с заголовком «Французский ма­газин помады и духов». Рисунок изображает стол со множеством банок и склянок с французскими этикетками. Мадемуазель подает франту помаду, а тот капризно спрашивает: «Французское ли это?» и слышит ответ: «О, мсье! Самое свежее!»
Призывный смысл данного лубка конца XVII века очевиден. Это — образец наглядной торговой рекламы.

глубинные традиции фольклора земледельческого, идущего из глубины веков, и ка­чества,

созданные этапом урбанистической культуры. К последним относится производство по заказу или на продажу, ориентация на за­просы массовой аудитории, в значительной мере технический способ тиражирования. Но одновременно с этими качествами, делающими лубок одним из ранних провозвестников наступления эпохи масскульта, в «простовиках» присутствует та степень непосредственности, есте­ственности народного мировосприятия, которая пленительна наивно­стью и простодушием, содержит некие вечные ценности бытия в их незамутненном урбанизмом, нетрансформированном виде. Современ­ное обращение к традициям русского лубка, в том числе и в рекламной деятельности, разумеется, не способно вернуть ему былую первозданность, но имеет немалые шансы всколыхнуть у части аудитории некие глубинные национальные архетипы.

фольклора — жи­вописная вывеска. Подобно тому как это было на

Западе, предшествен­ницей рекламного жанра «вывеска» являлась непосредственная вы­кладка товара или продуктов ремесла для всеобщего обозрения. Широко известна гравюра Олеария, путешествовавшего по России в XVII веке, на которой показана лавка торговца обувью. О предмете торговли не­двусмысленно свидетельствуют подвешенные к козырьку над прилав­ком сапоги. Эта наглядная демонстрация выполняла одновременно роли вывески и витрины. https://tvkultura.ru/article/show/article_id/76922/

россий­ский быт. И опирается в своих ранних образцах на лубочное

творче­ство, в это же время получающее широкое признание россиян. Иссле­дователи фольклора отмечают: «С изобразительной стороны вывески и афиши чрезвычайно близки лубку, как по цвету и композиции, так и по способу подачи материала, по отношению к изображаемому, по ори­ентации на посетителя из народа с его фольклорным восприятием зре­лищных форм ярмарки, гулянья.
Цвет, рисунок, подпись — три основ­ных компонента, с помощью которых зримая реклама выполняла на рыночной площади свою первостепенную обязанность — раскрыть со­держание объекта и заинтересовать потребителя».

предмет торговли, услуги или зрелища, изображенный подчас весьма примитивно, раскрашенный

максимально ярко и привлекавший именно этой своей непривычностью.
Как замечает современник таких живо­писных трактовок: «На некоторых вывесках представляют баснослов­ного сфинкса в пламени, угрюмого медведя в задумчивости, огнедыша­щую гору, над жерлом которой окорок и колбасы коптятся в ее дыме. На вывесках погребов иностранных вин изображают нагих мальчиков, правнучат и потомков Вакха, верхом на быках, с плющевыми венками на голове, с чашами, с кистями винограда в руках...».

развитии вывесочной рекламы на Западе и в России.
О них

говорят А. В. Повелихина и Е. Ф. Ковтун. «Для западноевропейских городов ха­рактерны кронштейны с двусторонними изображениями или предмет­ными муляжами. В российских городах, с их сравнительно широкими улицами, активнее использовались плоскостные настенные вывески, как можно крупнее и ярче демонстрировавшие продукт»

и здесь, подобно Лондону в сходное время, власти решают вмешаться

в спонтанный процесс. В царствование Ели­заветы Петровны камерколлегия издает в 1749 году указ, запрещаю­щий малевать на стенах домов или отдельных досках примитивные кар­тинки и ограничиваться надписями: «В сем доме питейная продажа»; «В сем доме табашная продажа», «а других никаких непристойных зна­ков не выставлять»

XVIII веке — осуществить его не удалось. Однако стихия городского

изобразительного фольклора все же упорядочивается, выделяя из сво­ей среды профессионалов вывесочного мастерства.
Они появляются в царствование Екатерины II, подобно Петру I охотно заимствовавшей зарубежный опыт.
При ней создаются ремесленные цеха, находит раз­витие ремесленническая эмблематика, появляясь в том числе и на вы­весках.

чтобы к концу XIX века стать определяющим компонентом центральных улиц

столичных городов. Однако периферийные кварталы и провинциальные городки не расставались с лубочным стилем выве­сок вплоть до Октябрьской революции.

особенности же Кузнецкий мост, достигли значитель­ного прогресса в отношении внешности

расположенных на них магазинов, но большинство торговых заведений и лавок на других улицах сохранило прежние допотопные вывески с неграмотными, нередко смешными над­писями и картинами, наивно изображавшими сущность торгового пред­приятия: особенно часто бросались в глаза вывески "табачных лавок", на которых обязательно сидели по одну сторону входной двери азиат­ского вида человек в чалме, курящий трубку, а на другой негр или метис (в последнем случае в соломенной шляпе), сосущий сигару; парикмахер­ские вывески изображали обычно, кроме расчесанных дамских и мужских голов, стеклянные сосуды с пиявками и даже сцену пускания крови; на пекарнях и булочных имелись в изображении калачи, кренделя и сайки, на колониальных — сахарные головы, свечи, плоды, а то заделанные в до­рогу ящики и тюки с отплывающим вдали пароходом; на вывесках портных рисовались всевозможные одежды, у продавцов русского платья — кучерские армяки и поддевки; изображались шляпы, подносы с чайным прибором, блюда с поросенком и сосиски, колбасы, сыры, сапоги, чемода­ны, очки, часы — словом, на грамотность публики и на витринную вы­ставку торговцы не надеялись и представляли покупателям свой товар в грубо нарисованном и раскрашенном виде...»

вывескам лубочным:
Две накрест сложенные трубки
Сукна малинового, ряд

Смазных сапог, — иль виноград
И ананас в охряном кубке,
Или, над лавкой мелочной,
Рог изобилья полустертый…

с периода формирования государственности, скрепленной общи­ми, политическими и торговыми связями,

активно и разнообразно дей­ствовали вплоть до разрушения российской империи в 1917 году.
Твор­ческое возрождение их в определенных пределах может явиться, перспективным для некоторых сфер современной рекламы.