Обломов и обломовщина

происходящей от его апатии ко всему, что делается на свете.

Причина же апатии заключается отчасти в его внешнем положении, отчасти же в образе его умственного и нравственного развития. По внешнему своему положению - он барин; «у него есть Захар и еще триста Захаров». (*неподвижный, недеятельный),

или жалок на вид?
Разве недостает мне чего-нибудь?
Кажется, подать,

сделать есть кому!
Я ни разу не натянул себе чулок на ноги,
как живу, слава богу! Стану ли я беспокоиться? из чего мне? И кому я это говорю? Не ты ли с детства ходил за мной? Ты все это знаешь,
видел, что я воспитан нежно,
что я ни холода,
ни голода никогда не терпел,
нужды не знал,
хлеба себе не зарабатывал
и вообще черным делом не занимался.

С первой минуты, когда я сознал себя, я почувствовал, что

я уже гасну. Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню…

и всё доискивался нормы жизни, такого существования, которое было бы

и исполнено содержания, и текло бы тихо, день за днём, капля по капле, в немом созерцании природы и тихих, едва ползущих явлениях семейной, мирно-хлопотливой жизни. Ему не хотелось воображать её широкой, шумно несущейся рекой, с кипучими волнами, как воображал её Штольц.
– Это болезнь, – говорил Обломов, – горячка, скаканье с порогами, с прорывами плотин, с наводнениями».