Андрей Андреевич Вознесенский

в семье научного работника.
В 14 лет послал свои стихи Б.

Пастернаку и получил приглашение посетить его. Это событие определило во многом жизнь Вознесенского: дружба с великим поэтом, его личность, творчество, круг общения – всё это было бесценно для начинающего поэта. Окончил в 1957 Московский архитектурный институт. С 1958 в печати появились первые стихотворения молодого поэта.
В лирике – стремление «измерить» современного человека категориями и образами мировой цивилизации; экстравагантность сравнений и метафор, усложнённость ритмической системы, звуковые эффекты. Его перу принадлежат сборники: «Треугольная груша» (1962), «Антимиры» (1964), «Витражных дел мастер» (1976), «Аксиома самоиска» (1990); поэмы «Мастера» (1959), «Оза» (1964), «Авось» (1972; рок-опера «Юнона и Авось», постановка 1981), «Ров» (1987).
На стихи поэта написаны многие популярные эстрадные песни, в том числе "Миллион алых роз" (муз.Р.Паулса), "Песня на "бис" (муз.Р.Паулса), "Начни сначала" (муз.Е.Мартынова), "Плачет девочка в автомате" (муз.Е.Осина), "Новые московские сиртаки" (О.Нестеров), а также много романсов на музыку М.Таривердиева.

и искусства. Много и плодотворно занимался переводами, активно участвовал в

организации авторских вечеров молодых поэтов. В 1979 году он принял участие в выпуске неофициального альманаха "Метрополь".

А.А.Вознесенский был вице-президентом Русского Пен-центра, его усилиями и инициативой был создан музей Бориса Пастернака в Переделкино. Он был избран академиком и почетным членом десяти академий мира, в том числе Российской академии образования, Американской академии Литературы и искусства, Баварской академии искусств, Парижской академии братьев Гонкур, Европейской академии поэзии и других.

Андрей Вознесенский - лауреат Государственной премии СССР (1978, за сборник "Витражных дел мастер"), дважды удостаивался американских премий. На Парижском фестивале "Триумф" (1996) газета "Нувель Обсерватер" назвала А.А.Вознесенского "самым великим поэтом современности".

Жил-был художник один,
домик имел и холсты.
Но он актрису любил,
ту, что любила цветы.

Он тогда продал свой дом –
Продал картины и кров –
и на все деньги купил
целое море цветов.

Миллион, миллион, миллион алых роз
из окна видишь ты.
Кто влюблён, кто влюблён, кто влюблён – и всерьёз! –
свою жизнь для тебя превратит в цветы.

Утром встаёшь у окна –
может, сошла ты с ума?
Как продолжение сна,
площадь цветами полна.

Похолодеет душа –
что за богач там чудит?
А за окном без гроша
Бедный художник стоит.

Встреча была коротка.
В ночь её поезд увёз.
Но в её жизни была
песня безумная роз.

Прожил художник один.
Много он бед перенёс.
но в его жизни была
целая площадь из роз.

1981 год

из легенд о знаменитом поступке грузинского художника Нико Пиросмани, питавшего

неразделённую любовь к актрисе Маргарите (вероятно, француженке), которая блистала на театральных подмостках Тифлиса в самом начале XX века. По одной из версий легенды, влюблённый Пиросмани пробовал разные способы завоевать сердце красавицы (однажды он нарисовал её портрет), но она была неприступна и нередко даже не удостаивала художника взглядом. Такое отношение приводило Нико в исступление, он порою в слезах припадал к земле, чтобы коснуться губами следов её ног. Подобное обожание на грани умопомрачения актрисе было не по нраву и лишь ещё более увеличивало дистанцию между ней и художником. Но в один день к гостинице, где проживала Маргарита, подъехали несколько арб, доверху гружёных цветами (вопреки стихотворному образу, в легенде говорится не только об алых розах — розы были самых разных расцветок, — но и помимо них, были ещё сирень, веточки акации, анемоны, пионы, лилии, маки и многие другие цветы

За короткое время улочка перед гостиницей была сплошь усеяна цветами. Увидев это, Маргарита вышла к Нико Пиросмани и крепко поцеловала его в губы — в первый и последний раз. Вскоре её гастроли в Тифлисе завершились (другой вариант легенды в изложении Паустовского гласит, что она уехала с богатым поклонником), и они более никогда не встречались.
Одна из версий легенды была изложена в произведении Константина Паустовского «Бросок на юг» (пятая книга автобиографической «Повести о жизни»; 1959—1960), послужившем для Андрея Вознесенского источником вдохновени

коровы,

Ни тяжкой короны земной -

Пошли мне, Господь, второго,

Чтоб вытянул петь со мной.

Прошу не любви ворованной,

Не милости на денёк -

Пошли мне, Господь, второго,

Чтоб не был так одинок;

Чтоб было с кем пасоваться,

Аукаться через степь,

Для сердца - не для оваций, -

На два голоса спеть;

Чтоб кто-нибудь меня понял, -

Не часто, но хоть разок, -

И с раненых губ моих поднял

Царапнутый пулей рожок.

И пусть мой напарник певчий,

Забыв, что мы сила вдвоём,

Меня, побледнев от соперничества,

Прирежет за общим столом.

Прости ему - он до гроба

Одиночеством окружён.

Пошли ему, бог, второго -

Такого, как я и как он...

звезды, потому что она ярче и ближе других. И случается

такое чудо, когда, как в случае с В.Высоцким и Вознесенским мы видим ее еще при жизни творца, а не только после его ухода, мы слышим, восторгаемся, можем оценить силу таланта, распахнуть все двери перед ним. Песни Высоцкого звучат из всех окон, когда он идет по городу (как вспоминал В.Смехов), все случилось вовремя, тогда почему именно этот человек с таким надрывом просит:

Пошли мне, Господь, второго,
Чтоб не был так одинок;

Откуда все это, почему так получается? Высоцкий, заполнивший все время своего пребывания в этом мире поэзией, театром, музыкой, общением с самыми разными людьми, жалуется на одиночество?
Не верить ему нет никаких оснований, тогда что же творится в душе поэта?
Наверное, ему обязательно нужен рядом кто-то равный, с кем можно «на два голоса спеть»… Но именно такого творца никогда не бывает рядом с поэтом.
Есть актеры, игравшие с ним на сцене, способные подняться если не до его уровня, то оказаться близко, а Поэта нет и вряд ли быть может, настолько этот вид творчества рассчитан на одиночество, на максимальную интимность.
Вот и это стихотворение, написано А. Вознесенским, об этом мало кто знает сегодня. Высоцкий так страстно его озвучил, что сделал вольно или невольно своим, но от этого ничего не изменилось, второго все равно не появилось. На два голоса спеть в поэзии не удалось даже ему.