Осип Мандельштам

как небеса О.Э.Мандельштам

одном Ненадежном году - и столетья Окружают меня огнем.
О.Мандельштам
Варшава

но по-немецки говорил лучше, чем по-русски.
Мать, Флора Осиповна, пианистка

и учительница музыки, знала и любила русскую культуру

Жил во Франции, Германии, посещал Италию и Швейцарию. Цель поездки

- продолжение образования. Заодно пытался лечиться от врожденного сердечного невроза.

потому всего живого Ненарушаемая связь.
Спокойно дышат моря груди, Но, как

безумный, светел день, И пены бледная сирень В черно-лазуревом сосуде.
Да обретут мои уста Первоначальную немоту — Как кристаллическую ноту, Что от рождения чиста!
Останься пеной, Афродита, И, слово, в музыку вернись, И, сердце, сердца устыдись, С первоосновой жизни слито! 1910

У Мандельштама “первоначальная немота” - состояние мира до того, как появилось слово, как произошло рождение красоты. Нет разделения на внутренний и внешний мир, все еще в единстве.

символистам - играл и упивался звуком.

радостный и первый­ Как некогда Адам, распластывая нервы, Играет мышцами крестовый

легкий свод. Но выдает себя снаружи тайный план: Здесь позаботилась подпружных арок сила, Чтоб масса грузная стены не сокрушила, И свода дерзкого бездействует таран. Стихийный лабиринт, непостижимый лес, Души готической рассудочная пропасть, Египетская мощь и христианства робость, С тростинкой рядом – дуб, и всюду царь – отвес. Но чем внимательней, твердыня Notre Dаmе, Я изучал твои чудовищные ребра, Тем чаще думал я: из тяжести недоброй И я когда-нибудь прекрасное создам.
(1912 г)

NOTRE DАМЕ

не откроет Господь
О.Э Мандельштам.

«Нет, никогда, ничей я не был современник…».
Ощущение одиночества и

конечности человеческого бытия, хрупкость и достоинство обреченной и непонятной творческой личности становится главной его темой.

настоящий И действительно смерть придет?
«Отчего душа- так певуча…», 1911г.

вещи: четкое деление на «моё»(конкретное, «вещное») и «не моё» (абстрактное);

свойственность считать архитектуру родственной литературе;
обращение к культуре прошлого.

учит любить жизнь
- ненавидит насилие и произвол

- размышляет о судьбах поэзии
- вызывает чувство благодарности
- «поэтическое сердце России»

революцию он встретил радостно, думая, что она принесет подлинное обновление

жизни. Но уже в сборнике “Tristia” зазвучали мотивы увядания, разлуки, расставания, скорби

воды Опущен грузный лес тенет. Восходишь ты в глухие годы,

О, солнце, судия, народ. Прославим роковое бремя, Которое в слезах народный вождь берет. Прославим власти сумрачное бремя, Ее невыносимый гнет. В ком сердце есть – тот должен слышать время, Как твой корабль ко дну идет.

Сумерки свободы

шагов не слышны. А коль хватит на полразговорца, Так припомним кремлевского

горца. Его толстые пальцы, как черви, жирны. А слова, как пудовые гири, верны, Тараканы смеются усища И сияют его голенища. А вокруг него сброд толстошеих вождей, Он играет услугами полулюдей, Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет, Он один и собачит и тычет. Как подкову, кует за указом указ – Кому в лоб, кому в пах, кому в бровь, кому в глаз. Что ни казнь у него – то малина. И широкая грудь осетина.

Мы живем, под собою не чуя страны…

до детских припухлых желез. Ты вернулся сюда, так глотай же скорей Рыбий

жир ленинградских речных фонарей, Узнавай же скорее декабрьский денек, Где к зловещему дегтю подмешан желток. Петербург! я еще не хочу умирать! У тебя телефонов моих номера. Петербург! У меня еще есть адреса, По которым найду мертвецов голоса. Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок, И всю ночь напролет жду гостей дорогих, Шевеля кандалами цепочек дверных.

своею кровью склеит Двух столетий позвонки? Кровь-строительница хлещет Горлом из земных вещей Захребетник

лишь трепещет На пороге новых дней.
Тварь, покуда жизнь хватает, Донести хребет должна, И невидимых играет Позвоночником волна. Словно нежный хрящ ребенка, Век младенческой земли, - Снова в жертву, как ягненка, Темя жизни принесли.
Чтобы вырвать век из плена, Чтобы новый мир начать, Узловатых дней колена Нужно флейтою связать, Это век волну колышет Человеческой тоской, И в траве гадюка дышит Мерой века золотой.

Век

для репрессированных на Дальнем Востоке.
Б. Ахмадулина: “Раз за поэзию

убивают, значит ей воздают должный почет и уважение, значит она власть”.

сюртук; В закрытье глаз, в покое рук – Тайник движенья

непочатый.
Так вот кому летать и петь И слова пламенная ковкость - Чтоб прирожденную неловкость Врожденным ритмом одолеть.

Нагибин .
С. Есенин: “Разве мы пишем стихи? Вот Мандельштам пишет”.