Публичный интеллектуал и русский интеллигент: в поисках самоопределения

контекст

Лаврухин А.В.

в XVI-XVII веках. До этого нынешняя Западная Европа именовала себя

«христианским миром», граничащим с исламским миром (прежде всего с Османской империей) и со схизматиками-московитами (то есть с православным Русским государством). Но десятилетия кровавых религиозных войн между католиками и протестантами разрушили европейское конфессиональное единство, поэтому к середине XVIII века понятие «Европа» постепенно вытеснило термин «христианский мир». «Когда князь Владимир Святой в 988 году крестил Русь, он сделал, конечно, европейский выбор. Не будем забывать, что это не был выбор между православием и католицизмом, поскольку в то время церковь, несмотря на все конфликты и противоречия между константинопольскими патриархами и римскими папами, еще оставалась единой.»
Раскол 1054 года: При выборе веры в 988 году между Римом и Константинополем уже существовал фотиевский раскол, а также обширная антиправославная и антикатолическая литература с обеих сторон. После крещения Руси значительная ее часть получила у нас широкое распространение.
В XIII веке Александр Невский тоже сделал свой выбор, осознанно подчинив Русь Орде и отвергнув предложенную Римским Папой корону и титул «русского короля». Последствием этого решения стало фактическое превращение Северо-Восточной Руси в часть азиатского государства Золотая Орда. (Кравец К.)
Причины:
1) Геополитический выбор Александра Невского обусловлен угрозой, исходившей от католических крестоносцев: чудовищный погром Константинополя, учиненный крестоносцами в 1204 году, произвел огромное впечатление на русских людей. Александр Невский хорошо помнил подробности тех событий, когда в нарушении собственных обещаний крестоносцы не только свергли византийского императора, но и заменили православного патриарха латинским епископом. К тому же в то время в Европе жители православной Руси считались схизматиками.
2) Католическая Европа к греко-православным христианам относилась не как к братьям по вере, а как к еретикам. Александр Невский в ситуации после Батыева нашествия не мог не учитывать и этих угроз. В Европе жители православной Руси считались схизматиками. Католическая Европа к греко-православным христианам относилась не как к братьям по вере, а как к еретикам.

Италии произошло событие, которое сформировало современную Европу и предопределило ее

дальнейшую судьбу. В Болонье местные юристы обнаружили давно забытые дигесты императора Юстиниана и составили из них свод Римского права. Неожиданным образом законодательство давно погибшего Древнего Рима стало основой для юридической системы христианской Европы. Без Римского права и знания латинского языка, на котором оно было составлено, не возникли бы европейские города, давшие толчок к быстрому экономическому развитию Западной Европы.»
«До Руси, принявшей христианство от греков, латинский язык и Римское право не дошли, поэтому никакой правовой революции в Средневековье у нас не случилось. По этой же причине у нас не могли возникнуть университеты, которые могли существовать только в правовой среде, и поэтому же у нас всегда было слабое и неразвитое местное самоуправление.» (А. Андреев)
«Помимо светского права, в Европе в течение многих столетий существовало церковное право, четко регламентирующее полномочия католического духовенства, начиная с Римского Папы. В православной церкви ничего подобного никогда не существовало, потому что любой юридический документ лимитирует власть, а на Руси само понимание природы власти не терпело никакого ограничения.» (Кравец К.)

ему собственность: владелец фермы или хозяин мастерской. Наш человек определял

себя через принадлежность к какой-либо сакральной фигуре: сын государева солдата или дьяк патриаршего приказа (ключевые слова здесь «государев» и «патриарший»). Это различие объясняется тем, что на Руси не было понятия частной собственности в современном ее понимании. Все население страны считалось «государевыми холопами», и царь владел не только ими, но и их имуществом.»
«Россия начиналась там, где кончались города, поэтому она воспринималась европейцами как огромная и страшная ледяная пустыня.»
Но, корректнее и адекватнее вести речь о «плюральной идентичности», которая прозводится конкурирующими дискурсами (Фуко), которые, с вою очередь, изобретаются конкурирующими интеллектуалами. Четыре фигуры интеллектуалов (4 типа дискурсов): интеллектуал-монах, интеллектуал-державник(государственник), интеллектуал-дворянин, интеллектуал-разночинец («русская интеллигенция»)
Задачи лекции:
проследить генезис фигур и коррелятивных им дискурсов;
определить диспозицию дискурсов (доминирующие/периферийные и прочь.) – критерий влиятельности и институциональной продуктивности;
«русская поправка» «литературной публичности» Хабермаса.

большое государство (от Балтийского моря до Уральских гор, от ???

до Ледовитого океана), не подвергнувшееся монгольскому нашествию и просуществовавшее более 300 лет: с 1136 года (изгнание князя Всеволода Мстиславовича и установление республиканского правления – «принцип вольности в князьях») по 1478 (присоединение Новгорода Московскому княжеству Иваном III).
Новгород («господин Великий Новгород» с 15в.) – крупнейший «транспортный узел» пути «из варяг в греки» (страны Скандинавии-Византия) и крупнейшая городская республика Европы (по размерам сопоставимая с Парижем, Венецией, Прагой того времени: 30-40 тыс. человек), изученная на 15-20%
Именно во время Новгородской Республики город-государство достигло расцвета экономики и культуры, что опровергает а) тезис об исключённости России из исторического опыта демократических форм политического управления и б) распространённый сегодня демонический образ демократии как пример охлократического хаоса
Система вече была во многих русских городах, а потому Новгород наиболее удачно репрезентировал традиционную для Руси форму политического самоуправления
Новгород был и остаётся нормативным идеалом для русской интеллигенции: декабристы (Пестель: «образ Новгорода воодушевлял меня»), журнал «Колокол» Герцена (вечевой колокол был изображён на обложке журнала «Колокол») и др. Поскольку вечевая республика была характерна для целого ряда городов (Белгороде, Киеве, Пскове и др.), русская вечевая демократия – это код политической и культурной самоидентификации, конкурирующий с кодом самоопределения через самодержавие и империю

характер: сопротивление попыткам подчинить Новгород господству сильных центров власти (Киев,

Москва, ВКЛ). Вече – от «вещать», «говорить», т.е. парламент (от фр. рarler) Вече — собрание полноправных (свободных) жителей города мужского пола, осуществлявшее функции законодательства, управления и суда, а также наделения властью и контроля за главными носителями власти: князь, владыка, посадник и тысяцкий.
Уличанское вече, кончанское вече, новгородское вече (5 новгордских концов). Позднее – «совет господ» (высших должностных лиц): посадник, тысяцкий, архиепископ, архимандрит
Вече как арен интересов (Киева, Москвы, ВКЛ, северноевропейских стран – Рюрик Ростиславович и др.)
Полномочия веча:
заключение и расторжение договора с князем;
избрание и смещение посадников, тысяцких, владык;
назначение новгородских воевод, посадников и воевод провинции;
контроль за деятельностью князя, посадских, тысяцких, владык и др.;
законодательство (пример – Новгородская судная грамота);
внешние сношения (вопросы войны и мира, торговля);
распоряжение земельной собственностью Новгорода, пожалование земель;
установление торговых правил и льгот;
установление повинностей населения, контроль за их исполнением;
контроль за судебными сроками, контроль за их исполнением, в случаях, волновавших весь город непосредственное разбирательство дел, предоставление судебных льгот;
О.В. Мартышин, представляя убедительные аргументы наличия у веча законодательных функций (принятия судебной грамоты), доказывает, что вече не только выполняло законодательные функции, но и выступало органом исполнительной и судебной власти. Таким образом, Новгород в рассматриваемый период представлял собой аналог западной парламентской республики. Но (!) без разделения властей !
Поток и разграбление - вид наказания в Новгороде и затем в «Русской правде» (русском средневековом праве)

республики не рождаются – ими становятся ?
Граждан «воспитывали» новгородские владыки

(архипастыри) (из 30 владык 17 причислены к лику святых): владыка не только воспитывал граждан, но и правил: «вечевая теократия» (2 партии – монархически-церковная и гражданская)
Победила гражданская: владык избирало новгородское вече (одно требование – должно быть лицо духовного звания)
Владыка мог быть изгнан из Новгорода: случай Митрофана, изгнанного в 2011г.
Полномочия Владыки:
Архиепископ был хранителем государственной казны («не моё, но Божье»), контролером торговых мер и весов (основная роль — духовное главенство в церковной иерархии).
С XII в. с формированием республиканского строя глава новгородской церкви (владыка) — архиепископ - сосредоточивал в своих руках высшие управленческие функции в области финансов, торговли, суда, был главой городского совета знати, оказывал идеологическое влияние на рядовых граждан.
У него был свой «владычный полк», должен был подписывать документы

Случай архиепископа Ильи-Иоанна Новгородского (1165—1186)

связи с разноязычными регионами, открытость и толерантность к разным культурам

(«партии» ВКЛ, Москвы и прочь. центров сил на вече, приглашение на княжение)
Уже в первой половине XI века существовала дворцовая школа князя Владимира в Киеве и школа, основанная Ярославом Мудрым в Новгороде в 1030 году.
Особые школы были для обучения грамоте и иностранным языкам; в 1086 году в Киеве было открыто первое женское училище. По образцу киевской и новгородской при дворах русских князей открывались и другие школы – в Переяславле, Чернигове, Суздале.
Однако до университетской корпорации в Новгороде дело не дошло:
в силу отсутствия соответствующего уровня институционализации, развитости и дифференцированности монастырских школ (в Европе они были наследниками античных школ и уже в раннем Средневековье (V-XIвв) делились на три основных типа: пастырско-монашеские (готовили духовенство для церковно-приходского служения), школы-общежития при монастырях (готовили мальчиков в монахи) и школы обучения грамоте и церковному писанию для мальчиков, не предполагающих оставаться при церкви или монастыре);
в Новгороде, как и в Древней Руси в целом к 12-15вв. сложились только первые два типа школ;
низкого уровня юридической и корпоративной культуры;
отсутствия спроса на письменные навыки в условиях преимущественно устной коммуникации;
отдалённости Новгорода от культурных центров и других городов, что а) затрудняло обмен культурными ценностями и б) затрудняло конкуренцию (уход в другой город затруднителен)

на начальном этапе играла модель наследования власти. Территория государства (на

том этапе государствами являлись многочисленные княжества, возникшие в процессе распада Киевской Руси) воспринималась как ресурс, который подлежал разделу между родственниками: умирающий отец делил свое княжество между сыновьями на части — уделы, т.е. княжества второго уровня (которые потом могли обрести большую самостоятельность).
При этом территория передавалась по наследству внутри каждого рода. Верховная власть в княжестве переходила по принципу "лествицы", или родовому принципу, т.е. от старшего брата к младшему, а не от отца к сыну [Пушкарев, 1991].
На каждом новом этапе происходило дробление территории: количество субъектов русского политического пространства, князей и, соответственно, административных центров непрерывно росло на протяжении двух-трех столетий.
Светский центр в этой системе не мог превратить конфедерацию в единое государство. Консолидирующую роль играла православная церковь, юрисдикция которой распространялась на территорию всех княжеств. Это определяло политическую роль православной церкви и её представителей: светская и церковная власть являлись партнёрами.
Еще одним участником политической борьбы стала подчинившая русские земли Орда, выдававшая ярлыки на княжение и игравшая роль верховного арбитра в междукняжеских спорах [Вернадский, 1997а].

духа»
При Иване Калите (1283-1341) Москва утвердилась в качестве ведущего

центра конфедерации и стала основным политическим партнером Орды («за князем стоял хан, который не хотел иметь дело с вече, но только с князем»). С этого времени определяется главная тенденция развития русской территории — присоединение княжеств к Москве на различных основаниях в процессе "собирания земель". Одновременно начинается формирование региональной структуры самого Московского княжества. Две эти тенденции впоследствии определили развитие централизованного государства.
При этом переход власти в Москве от одного князя к другому означал раздел всей территории на уделы в соответствии с установленным традиционным порядком: власть передавалась от отца к сыну.
Термин «самодержец» впервые употребляется при Иване III (1462-1505) (титул «Господарь и самодержец всея Руси»): под самодержцем и автократом понимался властитель, не зависимый ни от какой сторонней внешней власти, никому не платящий дани, «внешний суверенитет» (Ключевский В.О.). Новгородское вече проиграло политическую конкуренцию с Московским самодержавием.
При Иване Грозном (1547-1584) в силу централизации власти и уменьшения властных полномочий аристократии, самодержавие стало использоваться также и для обозначения неограниченной внутренней власти.
Утверждение дискурса «самодержавие духа» (Снычев): новая политическая модель переформатировала политическую роль православной церкви и функцию «интеллектуала-монаха»: представители светской и церковной властей оставались партнёрами, но самодержавие постепенно отодвигало представителей церкви на - формально - вторые роли (в отличие от Новгородской теократии и конфедеративно-вотчинной модели), отдавая на откуп церкви «собирание душ» под крыло православной церкви с центром в Москве (с 1448 де-факто, с 1589-1593 де-юре): митрополит стал «духовным наставником» самодержца и воспитателем «самодержавия духа» подданных.

повлекло за собой и некоторый подъем образования. С одной стороны,

стали возникать многочисленные приходские и частные школы, где обучались грамоте и счету дети не только духовенства, но и ремесленников и купцов; с другой – была создана и закреплена решениями Стоглавого собора (1551 г.) система православного образования.
Одна из самых ярких фигур русской культуры первой половины XVI века – Максим Грек, который, прежде чем прибыть на Русь, учился в нескольких университетах Италии – Болонском, Падуанском, Феррарском, что отразилось на его творчестве.
В 1552г. Иван IV решил начать книгопечатание, в 1563г. устроен Печатный двор, на котором напечатана первая книга «Апостол» (1564), в 1564г. Фёдров со Мстиславцем бежали в ВКЛ
В 1582 г. Антонио Поссевино предлагал Ивану Грозному организовать отправку русских юношей для обучения различным наукам в иезуитских академиях.
В царствование Бориса Годунова польский король Сигизмунд III просил царя разрешить открыть латинскую коллегию для обучения проживавших в Москве поляков и других горожан.
При Лжедмитрии I в 1605 г. иезуиты обосновались в Москве, устами самого царя была озвучена мысль об основании здесь католического университета
Боярская Дума (например, при Борисе Годунове) была против преподавания на латинском языке: «На Руси издревле было единоверие, а с разноязычием наступит и разноверие». Одной из главных трудностей служило отторжение в массовом церковном сознании новых понятий и принципов, которые несло высшее образование, тем более что они шли с «еретического» Запада и на чужом языке. В. О. Ключевский: с точки зрения московских людей, особенно после Смутного времени, изучение наук казалось изменой древнерусской старине, вековым устоям религиозного быта, а значит, занятием не только не нужным, но и небезопасным, способным повредить вере, и, в конечном счете, погубить душу. Для самодержавия в этом была политическая угроза суверенитету.

митрополитом и об открытии собственных училищ на Руси. Первый из

известных нам русских студентов (Ростокский университет, 1493 г.) – Сильвестр Малый из Новгорода, вероятно посланного архиепископом Новгородским Геннадием, который тогда подготавливал полный свод библейских книг на церковнославянском языке и нуждался в квалифицированных переводчиках, образованных в богословии.
В XVI–XVII вв. центрами просвещения в восточнославянских землях были земли нынешней Украины и Беларуси: «братские школы» - на базе двух таких школ в 1632 г. была открыта Киево-Могилянская коллегия (с 1701 г. академия)
В 1687 г. по ее образцу была создана в Москве Славяно-греко-латинская академия.
В Украине и Беларуси возникли типографии (именно туда, в Острог под Львовом, уехал первопечатник Иван Федоров (1520-1583) после бегства из Москвы); создавались и издавались учебники.
«На Руси издавалось до 2,5 тысяч экземпляров букварей ежегодно плюс три тысячи Часословов и полторы тысячи Псалтырей. Конечно, на 16 миллионов населения России это число невелико, но очевидно, что грамотность была уже массовым явлением. Грамматика Мелетия Смотрицкого появилась в 1648 году. (Необходимо отметить, что и буквари, и грамматика описывали не живой разговорный русский язык, а литературный старославянский (церковно-славянский). В XVI-XVII веке появились первые учебники риторики и логики.» (А.А. Леонтьев)

первое созданное в России высшее учебное заведение, учреждённое в 1687г.

и давшее начало всему высшему образованию в России. Создана по инициативе педагога и поэта, выпускника Киево-Могилянской академии, беларуса по происхождению, учителя царских детей Симеона Полоцкого и его ученика Сильвестра(Медведева). Первым документом академии стала «Академическая привилегия», переданная на учреждение царю Фёдору Алексеевичу в 1682г., где определялся статус академии согласно статусу западноевропейских университетов (принцип автономии). Академия обучала всех – от детей аристократов до холопов. С точки зрения некоторых экспертов (например, Аврус А.И.) не являлась университетом в строгом смысле. Но (!) в ней соблюдался ключевой университетский принцип автономии !
Но (!) Сильвестр Медведев, дорабатывавший текст после смерти Полоцкого, переработал почти все параграфы «Ап». «Все эти параграфы объединяет одно: желание с помощью Академии жестко контролировать и выносить окончательное суждение по всем возможным «отклонениям от православия»: проверять веру у всех приезжих учителей, не допускать религиозных диспутов и любого «восхваления ересей» в преподавании, следить за людьми, перешедшими в православие «из разных вер и ересей» (они не должны допускаться к званию учителей), преследовать иностранные книги, в которых могут быть отступления от православия, не допускать нигде без ведома и разрешения Академии изучения иностранных языков – и за любые нарушения в вопросах веры судить, а затем высылать из страны или сжигать виновных как еретиков (пп. 3, 4, 6, 11, 12, 13, 14, 15, 16).» (Леонтьев А.А.)
Ключевский В.О.: «продолжительные хлопоты о московском рассаднике свободных учений для всего православного Востока завершились церковно-полицейским учебным заведением»
Б. Л. Фонкич справедливо связывает это с личностью Сильвестра Медведева, подчеркивая, что тот не имел опыта обучения в европейских академиях, ни даже в западнорусских православных школах, но питал к ним подозрение, боясь, как бы их выходцы не заняли его место.СГЛА закрыта в 1814г.

корпорация интеллектуалов?

Упадок культурной жизни Древней Руси в результате татаро-монгольского

нашествия (в это время погибла большая часть древнерусских рукописей): зачатки «светского» были практически полностью вытеснены духовным (монастырским), поскольку именно православные монастыри сыграли в это время (XIII–XV вв.) роль хранителей традиции и распространителей образования
Политическая победа самодержавной модели в лице Московского княжества с его миссией «собирания земель» и усмотрением угрозы в Западе, с одной стороны, и Золотой Орды, с другой, укрепляло доминирующее положение традиционной институциональной формы - православных монастырских школ и рассматривало появление новых, иннновативных форм институционализации монахов-интеллектуалов как политическую угрозу самодержавной власти, с одной стороны, и как религиозную угрозу («западной ереси»), с другой
Этому способствовало то, что Уставы университетские в то время утверждались буллой Папы Римского
Не появился слой «беглых монахов» (клириков) и новой, немонастырской, более светской корпорации монахов-интеллектуалов в силу доминирования монастырских школ первых двух типов и потому малой численности образованных людей и «беглых монахов», составивших слой клириков в Европе
Не сложилась юридически оформленная корпоративная культура, на основе которой появилась «социальная брешь», «ниша», которую и заняла новая корпорация интеллектуалов – университет; светская и церковная власть были не столько конкурентами (как в случае католического мира), сколько партнёрами («латентная православная теократия»)
Отсутсвие политической конкуренции между городами-княжествами и географическая отдалённость городов существенно затрудняли мобильность и конкуренцию между городами за первенство в символическом пространстве культуры
В силу оторванности от античных философских школ и римского права не появился рациональный философский дискурс (вступивший в симбиоз с религиозным), но доминировал безальтернативный религиозный дискурс

дискурс, основанный на культуре рационального критического рассуждения, связан с Модерном,

и появляется в России только с реформами Петра I» (Сергеев С. Мыслящая Россия)
Но при этом :
«Петр I никакого выбора точно не делал. Из Голландии, где он получил диплом гильдии палачей, царь привез в Москву топор, которым лично рубил головы стрельцам. По стилю управления первый русский император был типичным восточным деспотом. Как заметил Ключевский, у Петра I было обостренное чувство власти, но абсолютно отсутствовало государственное мышление в европейском понимании. Европа была ценна для него как источник полезных новшеств и технологий, но никак не общественно-политических институтов. Например, во время поездки в Англию Петра очень развеселило посещение парламента — русский царь счел это заведение неким подобием придворного балагана при короле.» (Андреев А.) «Новые органы власти, вроде Сената или Синода, были похожи на европейские образцы лишь по форме, а содержание их оставалось прежним.» (Кравец К.)
Ключевой акцент был сделан на математическом, инженерно-техническом и прикладном образовании, а не на воспитании гуманитарных и социальных компетенций (они по-прежнему оставались в ведении РПЦ)
Появление слоя «государственника»: «Табель о рангах» (1722) заменила в государственной службе принцип родовитости на принцип личной выслуги: «Мы для того никому (боярам и новым дворянам – А.Л.) никакого ранга не позволяем, пока они нам и отечеству никаких услуг не покажут» (Пётр I)

образования
Благодаря Петру в России возникла система профессионального образования. В 1701

г. были созданы навигацкая, пушкарская, госпитальная, приказная и другие школы, находившиеся в ведении соответствующих государственных органов.
Кроме того, к 1722 году в разных городах России были открыты 42 так называемые «цифирные школы», обеспечивавшие начальное обучение математике. Позже количество учеников в цифирных школах резко сократилось в связи с открытием епархиальных школ, куда перешли почти все дети священников и дьяконов, и нежеланием «посадских людей» (купечества и ремесленников) отдавать своих детей в цифирные школы (их предпочитали обучать ремеслу). Поэтому основным контингентом цифирных школ стали солдатские дети и дети приказных, а часть школ пришлось закрыть. Часть духовных («архиерейских») школ расширили свой курс за счет «средних» и «высших» классов и стали именоваться «семинариями». В них, кроме грамоты, изучались грамматика, риторика, философия и богословие.
Гуманитарное образование обеспечивалось духовными школами, преподавателей для которых готовила Славяно-греко-латинская академия. Всего в России к 1725 году было около 50 епархиальных школ. Уже после смерти Петра, в 1732 г., возникли гарнизонные школы, дававшие не только начальное военное, но и начальное математическое и инженерное образование. (Леонтьев А.А.)

института «мягкой силы»
В 1724 году был создан и

в 1766 году закрыт Академический университет в Санкт-Петербурге. Он был частью Петербургской Академии наук (любимое детище Петра I), а при университете – гимназия. Вся эта система, созданная Петром, начала действовать уже после его смерти – в 1726 году. Профессуру приглашали в основном из Германии – среди профессоров были знаменитости европейского уровня, например, математики Бернулли и Эйлер. Студентов в университете было сначала очень мало. В основном это были дети дворян или живших в России иностранцев; однако уже вскоре были введены стипендии и особые места для «казеннокоштных» студентов (учившихся за счет государства). Среди казеннокоштных студентов были разночинцы и даже крестьяне (например, М.В. Ломоносов).
В 1755 году был создан Московский университет. Декрет о его создании 24 января (4 февраля) 1755 года подписала императрица Елизавета Петровна
Университеты программировались «сверху» для производства «служилых граждан» (чиновничей государственной бюрократии). Это переформатировало модернизирующую «институциональную силу» университета как корпорации «класса moderni» (Ле Гофф): российские университеты не представляли собой «мягкой силы», способной стать «драйверами» социальной, политической, экономической или культурной инновации, но выполняли «охранительную функцию»: быть инертными и консервативными сообществами «служилых людей».

18 в.) и демократический (разночинный) 19 в..
Первым в истории России

литературным салоном, возникшим в Петербурге 50-х годов XVIII в., считают салон графа, генерал-адъютанта и известного политического деятеля своего времени Ивана Ивановича Шувалова (1727-1797). Частым гостем гостиной И.И. Шувалова был М.В. Ломоносов. Было заведено, что последний посылал все свои сочинения на суд И.И. Шувалову, а затем приезжал выслушать его мнение о собственных стихах и заодно наставить юного вельможу в его любительском сочинительстве: в конце 1752 г. Ломоносов учил Шувалова стихосложению. С 1787 г. И.И. Шувалов окончательно поселился в Петербурге, в своем особняке на Невском проспекте. К 80-90-м годам XVIII в. относится период расцвета шуваловского салона: присутствие в салоне большого числа французских эмигрантов (бежавших в Россию после Великой французской революции) также вносило элемент обычных для Парижа форм общения.
Салон Елизаветы Михайловны Хитрово (Кутузовой). Известно о ее дружбе и личном знакомстве с Пушкиным, Вяземским, Жуковским, Козловым, Тургеневым, Сомовым, Соллогубом, Ростопчиной, Лермонтовым, вероятно, Дельвигом, Баратынским. Это, конечно, далеко не все имена — лишь те, которые сохранились в документах. П.А. Вяземский: «Не нужно было читать газеты, как у афинян, которые также не нуждались в газетах, а жили, учились, мудрствовали и умственно наслаждались в портиках и на площади. Так и в этих двух салонах (речь идет о салонах Е.М. Хитрово и о салоне графини Фикельмон — прим. автора) можно было запастись сведениями о всех вопросах дня, начиная от политической брошюры и парламентской речи французского и английского оратора, и кончая романом или драматическим творением одного из любимцев той литературной эпохи. А какая была непринужденность, терпимость, вежливая, и себя и других уважающих свобода в этих разнообразных разноречивых разговорах. Это был мирный обмен мнений, воззрений, оценок, система free trade, приложенная к разговору. Не то, что в других обществах, в которых задирчиво и стеснительно господствует запретительная система»

(от астрономии до стихосложения), идеи по социальной и политической пробематике

очень скупы.
Примыкая в целом к традиции европейского Просвещения – улучшить жизнь общества можно посредством просвещения и совершенствования нравов - Ломоносов не видит и не предлагает возможны инноваций в социальной и политической сферах. В его понимании для России единственной формой является самодержавие: именно благодаря ему Россия «усилилась… умножилась, укрепилась, прославилась». Ломоносов понимал историю как процесс органический, где всякая предшествующая фаза связана с последующей. Самодержавие органично присуще России и русскому народу.
При этом Ломоносов не представлял никакого заинтересованного социального слоя – напротив, он был представителем одного из самых низжих, но более свободных социальных страт (новгородское наследие ?)
Первая публичная просветительская критика православия
Случай Ломоносова показывает возможности и границы «рационального дискурса», который мог позволит себе «интеллектуал-государственник» в России середины-конца 17 века: редкая критика православия возможна, но при полном отсутсвии идей о социальных и политических инновациях, поскольку а) радикальные социальные инновации уже проведены Петром I и б) как показала довольно невинная и завуалированная критика православия (в сравнении с западными аналогами), это небезопасно для жизни. «Самоцензура» социально-политических идей и инноваций снизу.

возникает группа — вначале единая — государственных и дворянских интеллектуалов,

занимающихся идеологическим и гуманитарным производством “по совместительству“ с основной деятельностью (типичный ранний ее представитель — В.Н. Татищев, прежде всего бюрократ, но и несомненный интеллектуал).
«Начиная с 1760-х годов после относительной автономизации дворянства от государства, закрепленной манифестом о его «вольности» 1762 года и Жалованной грамотой 1785 года, появляются уже «чистые» дворянские интеллектуалы, индифферентные к государству (А.Т. Болотов) или даже оппозиционные по отношению к самодержавию — как «справа» (М.М. Щербатов), так и «слева» (А.Н. Радищев). Рождаются первые независимые печатные органы: от изданий Н.И. Новикова до пушкинского «Современника», считавшегося, как известно, журналом писателей- «аристократов».
«…Во-первых, не составляли четко очерченного, профессионально выделенного слоя; во-вторых, чаще всего идеологическое и гуманитарное производство не было их основным занятием, а если и было (Карамзин, Пушкин), то не становилось главным источником их доходов. Уж конечно, к ним никак нельзя приложить федотовскую формулу «идейности и беспочвенности». Да и связи с государством оставались очень крепкими — те же Карамзин и Пушкин были официальными историографами и находились с монархами (соответственно с Александром I и Николаем I) в сложных личных отношениях, модель которых определялась кодексом сословного поведения.» (Сергеев С.)
«Русское дворянство — это именно служилое сословие, русский дворянин служит…» (Успенский Б.П.)

и рациональность как высшая ценность, опора на критический анализ, подкреплённый

опытом.
ИДЕЯ ЕСТЕСТВЕННОГО ПРАВА (естественных прав) - утверждение о наличии неотчуждаемых прав человека, всестороннее обеспечение которых и составляет задачу государства. Естественные права определяли границу полномочий власти в отношении индивида, независимо от того, кто выступает в роли суверена. Эти права - фундаментальные ценности, стоящие над государством, и все попытки их нарушения, рассматривались не только как нерациональные, но и как незаконные и аморальные
ИДЕЯ ОБЩЕСТВЕННОГО ДОГОВОРА - государство – результат добровольного ограничения гражданами своих прав и свобод во имя самосохранения (отсюда первейшая задача государства — обеспечение мира и безопасности). Не все государства возникли путем договора. Те, что появились путём завоевания и подчинения основаны на приобретении, а те, что добровольно — основаны на установлении (политическое государство).
ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ – права личности должны стать над государством, являющимся всего лишь инструментом для реализации естественных прав человека. Свобода, равенство и право собственности членов общества составляют фундамент естественных прав. Индивидуалистическое мировоззрение вело к новой трактовке суверенитета народа, базирующегося на суверенитете личности, как основополагающей ценности в государстве.
ИДЕЯ ПРАВОВОГО МИРОВОЗЗРЕНИЯ - выражение постулата о необходимости упорядочения всей совокупности отношений в обществе с помощью норм писаного права. Никто не должен был находится вне закона, а ТЕМ БОЛЕЕ – над законом. Такое понимание приводило к вопросу об источнике и содержании права. В целом признавалось, что оно должно выражать суверенитет народа и опосредованно - суверенитет личности.
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СВОБОДА - заключив договор, люди не утратили естественные права, но сохранили за собой неотчуждаемые права, а именно: право на жизнь, право на свободу, право на собственность. Полные гарантии экономической свободы человека возможны лишь при дополнении ее свободой политической.
ПРИНЦИП РАЗДЕЛЕНИЯ ВЛАСТЕЙ КАК ПРОЦЕДУРА ОБЕСПЕЧЕНИЯ СВОБОД ЛИЧНОСТИ - для обеспечения политической свободы и предотвращения посягательств на свободу человека со стороны государства, необходимо разделить его властные полномочия между его различными структурами: законодательную власть от исполнительной (включая судебную) и федеральной, ведающей внешними отношениями. Разделение государственной власти между ее структурами призваны взаимоограничивать и уравновешивать их.
РЕВОЛЮЦИЯ КАК ИНСТРУМЕНТ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОМАЦИИ - при узурпации власти народ имеет право на восстание и свержение правителя или правителей (право на насилие).

утверждение образа «интеллектуала-жертвы (мученика)»
Работа «потока и разрабления» (новгородское наследие): 1707—1708 гг. —

восстание под руководством К. А. Булавина; 1773—1775 гг. — восстание под руководством Е. И. Пугачева; 1775 г. — ликвидирована Запорожская Сечь.
Рост влияние французской культуры на русскую в царствование Елизаветы Петровны (1742-1762), Екатерина II (1762-1796) воспиталась на французской энциклопедической литературе и находилась в переписке с Вольтером, приглашала в воспитатели к Павлу Петровичу Д'Аламбера, ее посетил и пробыл в гостях около 5 месяцев Дидро.
Французская буржуазная революция (взятие Бастилии 1789г. и судьба Людовика XVI). «Путешествие из Петербурга в Москву»
Провал мягкой силы одинокого «интеллектуала-дворянина»: интеллектуал-социальный критик - не оппонент-партнёр власти по «социально-политической инновации», но враг, подлежащий физическому уничтожению: уравнивание в статусах «крестьянина-бунтаря» с «дворянином» (Дубровский) (что иногда сдерживалось и смягчалось кодексом сословного поведения)
Вольтер-Радищев: «фернейский патриарх» (человек богатый и независимый, капиталист, ссужавший деньгами аристократов, олицетворявший в своём лице «общественное мнение», директор Академии, дружбой с Вольтером гордились такие «просвещённые» монархи как Екатеринa II) – «великий грешник», «жертва обстоятельств» (позванный в комиссию для составления законов, Радищев составил проект либерального уложения, в котором говорил о равенстве всех перед законом, свободе печати и т. д. Председатель комиссии граф П.В. Завадовский сделал ему строгое внушение за его образ мыслей, сурово напомнив ему о прежних увлечениях и даже упомянув о Сибири: Радищев принял яд и умер в страшных муках)
Образ «интеллектуала-мученика» становится привлекательным, а социально-политическая мысль имела «заговорщический характер» (и по содержанию, и по социальным формам), «примеряя на себя образ всемирной конспирации, созданный воображением аббата Баррюэля» (Успенский Б.П.)

о появлении первой масонской организации в России относится к 1731г.

(лорд Ловель назначил капитана Джона Филипса пропинвиальным великим мастером дл России). Середина 70-х – 14 Елагинских масонских лож (400 чел.) + 8 лож Рейхеля (не мене 200 чел.) и др. Реестр Великой ложи Астрея насчитывал к моменту закрытия (1822г.) 1404 масона.
Многие члены «Союза спасения» (200 чел.) (создан в 1812г. А. Муравьёвым и ставил целью освобождение крестьян и реформу управления государством) и «Союза благоденствия» (200 чел.) (одна из целей - создание передового общественного мнения, формирование либерального движения, для чего предполагалось основание различных легальных обществ: литературных, благотворительных, просветительских. Всего было образовано более десяти управ Союза благоденствия: две в Москве; в Петербурге в полках), «Южного общества» (1821) и «Северного общества» (1822) состояли в масонских ложах.
Интерпретация предствителей власти и консервативной части общества («монахов-интеллектуалов», «интеллектуалов-государственников»): либеральные идеи – продукт масонской идеологии, подрывающе традиционные ценности сильнее, чем «чисто» либеральные

истории европейских университетов рубеж XVIII–XIX вв. ознаменовался кризисом – столь глубоким,

что дальнейшее существование университетов, вообще было поставлено под сомнение. Один за другим они исчезали с карты Европы. Из 143 университетов в 1789 г. к 1815 г. осталось только 83. Особенно драматически выглядела их судьба во Франции, все 24 университета которой были закрыты (Наполеоном), и в Испании, где сумели сохраниться лишь 10 из 25 университетов.
В Сорбонне еще со времен Декарта была запрещена вся новая философия, а профессора занимались разного рода побочной деятельностью, пренебрегая чтением лекций. Корпоративный строй здесь окончательно деградировал, приводя к тому, что на кафедры всходила «толпа пронырливых невежд», экзамены на докторские степени превратились в пустую формальность, а ученые дипломы покупали те, кто мог за них заплатить.

характер узкой специализации, направленной на практическое овладение будущей профессией; за

высшими учебными заведениями закреплялись только образовательные функции; вся образовательная система находилась под централизованным контролем государства (крайний этатизм).
В. Фон Гумбольдт (1807-13): единство образования и исследования; партнёрсткие отношения между преподавателями и студентами («совместный поиск истины»); воспитание (Bildung) субъекта-носителя интегрирующих общество национальных культурных ценностей, служение «общему благу» в лице государства (умеренный этатизм)
Д. Ньюмен (1852): формирование «культуры саморазвивающегося, строгого и аккуратного интелекта», культивирование «общественного ума», способного увидеть целое, помогает стать хорошим гражданином (training good members of society), очищает национальный вкус (purifying the national taste) (имперский космополитизм)
Во французских университетах времён Наполеона утверждалось послушание (отсутсвовала академическая свобода и автономия)
В немецких (и европейских) университетах времён В. Гумбольдта утверждалась относительная академическая свобода, но при этом отсутствовала автономия и самоуправление (доминирование государства)
В британских университетах по модели Д. Ньюмана предполагалось больше институциональной автономии и самоуправления, но они не были популярны

новый слой государственных чиновников. «…В бюрократическом слое: М.М. Сперанский, Д.Н.

Блудов, Уваров, Валуев, Победоносцев и др. - «работали» интеллектуалами «по совместительству» (особой группы профессиональных государственных идеологических экспертов тогда не существовало).» Сергеев С.
Прием Гумбольдту в Московском обществе испытателей природы 26 октября 1829 г. Орден Св. Анны. «В начале царствования Александра I группа молодых реформаторов во главе с М.М. Сперанским наряду с другими преобразованиями осуществила и реформу системы образования. Впервые была создана школьная система, распределенная по так называемым учебным округам и замкнутая на университетах.
Особую категорию составляли элитные учебные заведения – Царскосельский и другие лицеи и благородные пансионы.
Были открыты новые университеты – Казанский и Харьковский. Устав Московского университета, принятый в 1804 г. и ставший образцом для других университетских уставов, предусматривал внутреннюю автономию, выборность ректора, конкурсное избрание профессоров, особые права советов факультетов (факультетских собраний) в формировании учебных планов.
Начиная с 1817 года заметен откат этой системы на консервативные позиции. Были разгромлены либеральные университеты, их лишили многих академических свобод. В гимназиях были введены Закон Божий и русский язык, а также древние языки (греческий и латинский), исключены философские и общественные науки, всеобщая грамматика, экономика.» (Леонтьев А.А.)

автономных социальных институтов и публичных мест, позволяющих утвердить и легализовать

своё право влиять на власть и социальную инновацию, дворянин-интеллектуал, с одной стороны, как и все граждане самодержавно-имперской модели власти, не является партнёром власти (ни светской, ни церковной), но её подданным: он - объект навязываемой (сувереном-самодержцем, государством или церковью) идентичности. С другой стороны, понимая это (в отличие от остальных граждан), он (в лице своих наиболее смелых и радикально настроеных представителей) нарушает «кодекс сословного поведения» и инвестирует накопленный и невостребованный в обществе социальный капитал в попытку «государственного переворота».
Неудавшийся переворот закрепляет образ «дворянина-интеллектуала» как неудачного социального актора и ломает перспективу построения модели «системной оппозиции»: «дворянин-интеллектуал» дискредитировал себя в качестве «верноподданных царю и отечеству» и, не став новым «правящим классом», превратился в «совет объединённых крепостников» (Ленин). Логика самодержавной власти, основанная на принуждении, превращает инакомыслящих интеллектуалов-дворян в отпавших – «отщепенцев» (Уваров).
Эффект партнёрской (дворянско-самодержавной) социальной регрессии: Вступает в силу механихм «реакции», в которой прежние враги («самодержавие» и «дворяне-интеллектуалы») оказываются партнёрами (в лице «правильных» «дворян-интеллектуалов» и «дворян-государствеников») по консервации и ужесточению status quo, заставляя власть и её подданных ополчиться против любых инноваций.

императорским рескриптом был образован специальный Комитет устройства учебных заведений, которому

было поручено немедленно ввести единообразие в учебную систему, «дабы уже, за совершением сего, воспретить всякие произвольные преподавания учений, по произвольным книгам и тетрадям».
Основы модели российского университета были заложены министром просвещения в правительстве Николая I С. С. Уваровым, под руководством которого был разработан типовой устав российских университетов, утвержденный в 1835 году. «Оценивая в целом устав 1835 г., можно отметить, что он уже (в отличие от устава 1804 года, принятого в правление Александра I. — Р. В.) сильно отошел от уставов западноевропейских университетов, что в нем запечатлены многие черты собственно российской системы» (А.И. Аврус)
Именно из уст министра народного просвещения С.С. Уварова (в его обращении к попечителям учебных округов 21 марта 1833 года) прозвучала печально знаменитая формула «православие, самодержавие, народность». «Русские профессора должны были читать теперь русскую науку, основанную на русских началах (П.Н. Милюков).
«Гимназии рассматривались лишь как ступень к университету; таким образом, учитывая сословный характер гимназий, разночинцам был практически закрыт доступ к высшему образованию. (Тем не менее в 1853 году в одном только Петербургском университете они составляли 30% от общего числа студентов).» (Леонтьев А.А.)

социальной регрессивности
«Соответственно, заговору «софистов безбожия» противопоставляется православие, заговору «софистов возмущения»

— самодержавие, а заговору «софистов безначалия», покушавшемуся на основы общества и патриотическое чувство, — народность.»
«…идеологические построения власти были вновь апроприированы и восприняты оппозиционной мыслью. Традиционно историю русской интеллигенции было принято начинать с первого из «Философических писем» Чаадаева, написанного до, а опубликованного после создания уваровской триады. Реакция на чаадаевское письмо самого Уварова, назвавшего его «преступлением против народной чести, а также преступлением против религиозной, политической и нравственной чести»25, вполне очевидна. Тем важней, что при всей исходной противоположности своих позиций, оба мыслителя во многом сходятся во взглядах на Россию. Подобно Уварову, Чаадаев считает, что Россия не принадлежит и не может принадлежать европейской цивилизации, откуда она оказывается способной позаимствовать лишь «дурные понятия и гибельные заблуждения», подобно Уварову, он связывает самые фундаментальные особенности судьбы России с историческим выбором религии. Можно предположить, что Чаадаев согласился бы и с тем, что институт самодержавия также сыграл решающую роль в становлении русской народности.» (Зорин А.)
Источником революционного духа по-прежнему остается философия Просвещения

«В результате русская интеллигенция в период своего формирования отказывается быть

православной (как это предлагает уваровская формула), но при этом продолжает быть духовной — на месте «Православия» выступает «Духовность», и это отчетливо отличает русскую интеллигенцию от западного интеллектуализма. »
Революционность вместо самодержавия: «Далее интеллигенты отвергают самодержавие и предлагают вместо этого революционность.»
Космополитизм вместо народности: «Наконец, они отвергают народность как национальную имперскую идею; вместо этого может выступать космополитизм; в дальнейшем, идея «народности», которая по мысли Уварова призвана объединять нацию, заменяется идеей «Народа», противопоставляемого другим слоям русского общества, прежде всего дворянской и городской культуре (отсюда хождение в народ, которое может ближайшим образом напоминать паломничество; соответственно, классовое самоотрицание, идеализация мужика становятся отличительными признаками интеллигента).»
«…исходная формула «Свобода, Равенство, Братство» («Liberté, Egalité, Fraternité») порождает в России — в качестве ответной реакции — формулу «Православие, Самодержавие, Народность», а эта последняя формула порождает, в свою очередь, «Духовность, Революционность, Космополитизм». » (Успенский Б.А.)

государстве Фридриха практикуется религиозная толерантность и ограничена цензура (признается свобода

совести).
Просвещение – это «выход человека из состояния несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине». «Несовершеннолетие» Кант определяет как «неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого»
Девиз педагогики Просвещения: «Имей мужество пользоваться собственным умом!»
Просвещенное общество - это общество достойных граждан (гражданское общество), 1) состоящее из «совершеннолетних» (=самостоятельно мыслящих) людей, 2) способных к самостоятельному критическому анализу социальных фактов и 3) основывающееся на плюрализме мнений, но 4) при единстве политической воли.
«Достоинство» - фундаментальное понятие и для самосознания человека, и для общественного сознания: по отношению к самосознанию составляет сущность, а по отношению к общественному сознанию — цель просвещения как политической программы Канта. «Оно предстает одновременно в качестве нормативного и нормообразующего понятия политического разума. В нем сходятся политика и мораль, которые взаимно дополняют и обусловливают друг друга.» (Соболева М.Е.)
«Двойная жизнь» просвещённого гражданина, использующего разум «публичным» и «частным» образом: с одной стороны, человек гражданин определенного государства и должен ему подчиняться; с другой стороны, каждый человек одновременно — гражданин гипотетической ноуменальной республики свободомыслящих. Как космополит (гражданин мира), он призван и обязан критически относиться к существующим порядкам в своей стране и содействовать их улучшению

человек должен своему государству подчиняться, (т.е. представлять его политические взгляды),

но как гражданин воображаемой республики свободомыслящих (гражданин мира), он должен быть способен занять критическую позицию по отношению к нему и оценивать его с точки зрения общечеловеческого идеала.
Цитируя Фридриха II, Кант признает, что свободомыслие в просвещенной монархии дозволительно в санкционированных властью пределах: «Рассуждайте сколько угодно и о чем угодно, только повинуйтесь!» (Кант, 1994, c. 37). «Большая степень гражданской свободы имеет, кажется, преимущество перед свободой духа народа, однако ставит этой последней непреодолимые преграды. Наоборот, меньшая степень гражданских свобод дает народному духу возможности развернуть все свои способности». (Кант, 1994, c. 37).
Интерпретация М.Е. Соболевой:«…Большая степень гражданской свободы свидетельствует, с одной стороны, о стабильности власти, а с другой — о доверии к ней со стороны граждан. Высокая степень доверия к власти приводит к тому, что граждане делегируют власти обязанность думать о государственных делах. Тем самым сами они отвыкают от участия в общественной жизни. Такое равнодушие по отношению к жизни общества Кант считает недопустимым: «по собственной лени» люди «охотно остаются на всю жизнь несовершеннолетними» (Кант, 1994, с. 29). Следствие этого — концентрация власти в руках правительства: власть, выражаясь кантовским языком, «любезно» берет на себя верховный надзор над большинством и присваивает себе право быть его «опекуном». Говоря коротко, большая степень гражданской свободы приводит к тому, что люди отвыкают думать самостоятельно и слепо полагаются на власть в решении вопросов государственной жизни. Напротив, ограничение гражданских свобод вызывает недовольство властью и стимулирует самостоятельное мышление граждан. Этот парадокс, а именно обратно пропорциональную связь между уровнем гражданской свободы и уровнем свободы духа, Кант оценивает позитивно.»

форме представляет собой договор: на самом деле оно основывается на

насильственном «соглашении» между правителем и подданными. Следовательно, у народа есть право на ответное насилие – революцию, которая, однако, сама по себе не приводит к образованию законной (основанной на праве) власти: к ней может привести лишь справедливый общественный договор, заключенный между равными субъектами.
Согласно Канту, «публика может достигнуть просвещения только постепенно. Посредством революции можно пожалуй, добиться устранения личного деспотизма и угнетения со стороны корыстолюбцев или властолюбцев, но никогда нельзя ее посредством осуществить истинную реформу образа мыслей; новые предрассудки, как и старые, будут служить вожжами для бездумной толпы». (Кант И. Ответ на вопрос: что такое просвещение? // Соч. : в 8 т. М., 1994. Т. 8. С. 29-30) «Кант исходит из того, что «склонность и признание к свободе мысли» присуще, с одной стороны, народу, а с другой — правительству (Кант, 1994, с. 37). Он полагает, следовательно, что не только народ, но и правительство эволюционирует в своих взглядах в направлении увеличения степени общественной свободы для граждан, поскольку оно считает «для самого себя полезным обращаться с человеком, который есть нечто большее, чем машина, сообразно его достоинству» (Кант, 1994, с. 37).» (М.Е. Соболева. Антиномия политического разума)

«чистая совесть» как проявление высшего человеческого достоинства и использования практический

разум по назначению. «В отличие от системы теоретического разума, кантовская система практического разума остается птолемеевской. Человек есть единственный центр и конститутивная величина этой сферы. С одной стороны, человек есть единственный законодатель и вершитель миропорядка, с другой — единственная и нередуцируемая ценность в этом нормативно сформированном им самим мире практического разума. Политический разум, попадающий под понятие практического, должен руководствоваться принципами последнего. … Смысл кантовского просвещения состоит в отстаивании свободы человека и его достоинства. Человек должен стать совершеннолетним, то есть зрелым и независимым в своих суждениях, и быть признан как совершеннолетний обществом, что должно найти свое отражение и в морали и в праве.» (М.Е. Соболева)

прусским патриотом и «последовательным выразителем официозной линии государства». Более того, «… в

юности он презирал Пруссию и восхищался Наполеоном до такой степени, что радовался французской победе при Йене». (Рассел Б. История западной философии. М., 1959. С. 747.)
В 1818 году Гегель привлекал лишь скромное количество учеников, однако в 1820-х гг. его слава резко выросла, а лекции привлекали студентов со всей Германии и из-за её пределов. После того, как Гегель стал абсолютным профессором Берлинского университета, его симпатии к Бонапарту и Французской революции остыли и приобрели иной облик – облик патриотизма, прославляющего Прусскую монархию.
В 1830 году Гегель назначается ректором Берлинского университета. В 1831 году Фридрих Вильгельм III наградил его за службу Прусскому государству

Идеальные устремления и абсолютная ценность государства (как общего блага) выше

интересов и ценности индивида и "гражданского общества» - субъектом государства является «народ».
Патриотизм как способ консолидации народа вокруг государства: «Патриотизм основывается на сознании абсолютного государства. Такое умонастроение и готовность отдать свое достояние и жизнь ради целого в народе тем больше, чем больше отдельный человек может ради общего дела действовать по собственной воле и самостоятельно, и чем больше доверия испытывает он к государству».
«…Свобода имеет своей предпосылкой необходимость и содержит ее в себе как снятую»: свобода как право подчиняться закону; запрет на критику власти и её представителей
Апология войны и насилия как способа мобилизации народа: «Война имеет величайшее значение, потому что благодаря ей моральное состояние народов пребывает в безразличии по отношению к устойчивости конечных определений» Американское «государство» - наилучшее, т.к. Дерижт граждан в состоянии латентной войны.

(«великий ледоход русской мысли»)
В 1823–1825 годах в Москве происходили

заседания шеллингианского Общества любомудрия (Д.В. Веневитинов, В.Ф. Одоевский, И.В. Киреевский и др.).
Вторая половина 1820-х: Герценовский сен-симонистский кружок (Н.П. Огарев, Н.И. Сазонов, В.В. Пассек, Н.Х. Кетчер и др.).
В 1830-х годах в Москве собирался гегельянский кружок, душой которого был Н.В. Станкевич, а среди его членов — В.Г. Белинский, М.А. Бакунин, К.С. Аксаков, М.Н. Катков, Т.Н. Грановский.
В 1840-х годах в виде кружков формируются западничество и славянофильство, многие из приверженцев обоих направлений до этого участвовали в каком-либо из кружков, перечисленных выше.
В 1840-х годах в Петербурге на «пятницы» М.В. Буташевича-Петрашевского собираются молодые поклонники фурьеризма — А.Н. и В.Н. Майковы, Ф.М. Достоевский, Н.Я. Данилевский, М.Е. Салтыков-Щедрин и др. В 1849 году большинство петрашевцев постигли суровые правительственные кары.

рождения и распространения новых дискурсов
Салон княгини З.А. Волконской в 1825–1829

годах: среди его посетителей А.С. Пушкин, Д.В. Веневитинов, Е.А. Боратынский, П.Я. Чаадаев, А.С. Хомяков
В связи с наступлением реакции во внутренней политике Николая I во второй половине XIX века появляются новые функции салона: литературные салоны становятся одной из форм просветительской деятельности разночинцев. Салон А.П. Елагиной (матери братьев Киреевских) в
В 1830–1850-х годах: среди посетителей те же П.Я. Чаадаев, А.С. Хомяков, Е.А. Боратынский, В.А. Жуковский, П.А. Вяземский, М.Ю. Лермонтов, Ф.И. Тютчев, М.П. Погодин, С.П. Шевырев, братья Аксаковы, Ю.Ф. Самарин, Т.Н. Грановский, К.Д. Кавелин, А.И. Герцен и др.,
В Московских литературных салонах Елагиной, Свербеевых, Павловых происходила цивилизованная полемика, взаимообогащение и взаимовлияние идей западничества и славянофильства: обращение московских западников через славянофилов к проблематике основ народного быта (общины, артели и т. п.) привело к большей умеренности воззрений Герцена, Грановского и других крупных представителей западничества в Москве; с другой стороны, в салонной полемике с западниками выкристаллизовывались взгляды славянофилов.
Сеть провинциальных салонов воспроизводили и переинтерпретировали эти дискурсы на свой лад (предмет отдельного разговора)
Одновременно салонная культура в это время выполняла роль «заградительного барьера» по отношению к возрастающей массовой культуре

министр, Ширинский-Шихматов, докладывал Николаю I, что «все положения науки должны

быть основаны не на умствованиях, а на религиозных истинах и связи с богословием». Он же писал, что «лица низшего сословия, выведенные посредством университетов из природного их состояния... гораздо чаще делаются людьми беспокойными и недовольными настоящим положением вещей...».
В университетах и других высших учебных заведениях была отменена выборность ректоров, проректоров и профессоров – они теперь прямо назначались Министерством народного просвещения. Поездки профессоров за границу были резко сокращены, прием студентов ограничен, была введена плата за обучение. Для всех факультетов стали обязательными богословие, церковная история и церковное право. Ректоры и деканы должны были наблюдать, чтобы в содержании программ, в обязательном порядке представляемых профессорами перед чтением курсов, «не укрылось ничего, несогласного с учением православной церкви или с образом правления и духом государственных учреждений». Из учебных планов была исключена философия, признанная – «при современном предосудительном развитии этой науки германскими учеными» – ненужной. Чтение курсов логики и психологии было возложено на профессоров богословия. Были приняты меры к укреплению дисциплины среди студентов, т.е. к гласному и негласному надзору за ними: так, инспектору Московского университета предписывалось посещать «в разные часы и всегда неожиданно» квартиры казеннокоштных студентов, контролировать их знакомства, посещение ими церковных служб. Студенты были одеты в форму, регламентировалась даже их прическа, не говоря уже о поведении и манерах.» (Леонтьев А.А.)

в стенах российских университетов таких форм мышления, которые допускают возможность

инакомыслия: «По́льза филосо́фии не дока́зана, а вред от неё возмо́жен» (министр народного просвещения (1850-1853) Российской империи П.А. Ширинский-Шихматов)
Господствующая разночинская культура вытесняет философские кружки и «плодит» разного рода революционные организации («Земля и воля», «Народная расправа», «Народная воля», «Черный передел» и др.).
Наиболее значительные мыслители этого времени — одиночки: Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, В.С. Соловьев, Н.Ф. Федоров.

была разработана и проведена под идейным и практическим руководством передовых

дворянских интеллектуалов — как славянофилов, так и западников (К.Д. Кавелин, Н.А. Милютин).» (Сергеев С.)

новый университетский устав, возвращавший университетам автономию, дававший большие права университетским

советам, разрешавший открытие научных обществ и даже позволявший университетам выпускать бесцензурно (точнее, с собственной цензурой) научные и учебные издания. Ректоры и деканы вновь стали выборными, опять стали посылать профессоров за границу, были восстановлены кафедры философии и государственного права, было облегчено и резко расширилось чтение публичных лекций, отменены ограничения на прием студентов.
Значительно выросла роль общественности в системе образования (попечительские и педагогические советы). Однако даже в эти годы все учебники школ утверждались централизованно – в ученом совете Министерства народного просвещения. С начала 70-х гг. централизация еще больше усилилась: это касалось и учебных планов, и программ (они были унифицированы), и выбора учебников.
Роль общества в российской системе образования второй половины XIX века была исключительно большой. Основывались педагогические общества, комитеты грамотности, собирались педагогические съезды. Фактически российское общество в основном контролировало дошкольное, начальное народное образование, профессиональную школу, женское и внешкольное образование.“ (Леонтьев А.А.)

термин «интеллигенция» был широко распространен в философской литературе Западной Европы

уже в первой половине ХIХ века.
Дневниковая запись В. А. Жуковского от 2 февраля 1836 года: «Кареты, все исполненные лучшим петербургским дворянством, тем, которое у нас представляет всю русскую европейскую интеллигенцию».
В Российской империи слово «интеллигенция» встречается также в дневнике министра иностранных дел П. А. Валуева, опубликованном в 1865 году: «Управление по-прежнему будет состоять из элементов интеллигенции без различий сословий».
В. Даль: «разумная, образованная, умственно развитая часть жителей» (Словарь В. Даля)
Журналист второй половины XIX века П. Боборыкин: лица «высокой умственной и этической культуры», а не «работники умственного труда». Акцент на морально-этической основе: к интеллигенции относятся люди разных профессиональных групп, принадлежащие к разным политическим движениям, но имеющие общую духовно-нравственную основу.

2) вообще создатель или распространитель неких духовныхценностей; 3) человек не

просто (и даже не обязательно) образованный, а живущий насыщенной духовной жизнью, преданный общественному служению «во благо народа», обладающий «демократическим мировоззрением»; 4) вообще любой высокодуховный, высоконравственный и хорошо воспитанный человек; 5) представитель нового эксплуататорского класса, идущего на смену буржуазии.»
«Представляется наиболее продуктивным (или, во всяком случае, наиболее удобным) понимать под интеллигенцией особую внесословную (здесь надо согласиться с Ивановым-Разумником), автономную от государства и классов социальную группу, профессионально занятую производством и распространением общественно-политических идей и гуманитарных знаний.»
«Итак, «идеологи» и «гуманитарии» вообще — интеллектуалы. Профессиональные «идеологи» и «гуманитарии» — интеллигенты» (Сергеев С. Досоветская Россия. XVIII-начало XX века // Мыслящая Россия)

место в обществе… нужна была, прежде всего, сама возможность независимого

существования. Появилась она в России не ранее второй четверти xix века. До этого времени „свободных профессий“ в России не было. <…> С конца 30-х — начала 40-х годов xix века положение изменяется. <…> С появлением больших „коммерческих“ журналов — сначала „Библиотеки для чтения“ [в 1834 г.] Сенковского, затем „Отечественных записок“ Краевского [в 1839 г.] и некрасовского „Современника“ [в 1847 г.] — коренным образом изменяется положение литератора. Черновая журнальная работа — обзоры, статьи, переводы — становятся возможным источником существования. <…> Белинский не мог бы стать властителем дум в 20-х или 10-х годах XIX века: ему нечем было бы прокормиться.» (Вердеревская Н.А. О разночинцах)

«пореформенная профессиональная, «массовая» интеллигенция, будучи новой социальной группой, воспользовалась богатейшим

идейным багажом, созданным дворянскими интеллектуалами в дореформенный период, выступив в роли их «преемника». Основные положения практически всех интеллигентских общественно-политических концепций (как прогрессистских, так и консервативных) были сформулированы в 1830–1840-х годах, в период «великого ледохода русской мысли».»
Критическое переосмысление: «На крайне левом фланге интеллигентской мысли эта деформация поначалу выразилась в кричаще радикальной форме — в так называемом нигилизме, отрицавшем большинство ценностей «барской» культуры и пытавшемся создать нечто вроде своей особой «контркультуры» с псевдоевангелием в виде «Что делать?» Чернышевского, поношением Пушкина, культом «полезности» и свободы от «условностей». Из предшествующей эпохи были подняты на щит лишь «социально близкий» Белинский и весьма произвольно толкуемый Гоголь.» «Иванов-Разумник включает в свою «Историю русской общественной мысли» (первое издание — в 1906 году) главу о Пушкине и Лермонтове, с уважением пишет о славянофилах, вершина русской мысли для него — третировавшийся «шестидесятниками» Герцен, чья главная заслуга оказывается в синтезе двух основных идеологических направлений «сороковых» — западничества и славянофильства. Наконец, весьма показателен пример литературных пристрастий Ленина, которого, как известно, «Что делать?» в молодости «перепахало»,— тем не менее он ценит Пушкина, Тютчева и даже Хомякова, восхищается «Войной и миром», разгромленной некогда в пух и прах «шестидесятником» Н.В. Шелгуновым.»

типичный разночинец, он вращался исключительно в кругу дворянских интеллектуалов, был

пропитан их культурой (как и другие его современники-интеллектуалы из поповичей — критик Н.И. Надеждин, историк и писатель П.Н. Кудрявцев)»
«раскол в некрасовском «Современнике» во второй половине 1850-х годов совершенно четко прошел по «классовому» признаку: от журнала отошли либеральные дворяне П.В. Анненков, Д.В. Григорович, А.В. Дружинин, Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев, А.А. Фет и другие, а тон стали задавать радикальные разночинцы Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, М.А. Антонович, Н.Г. Помяловский, Н.В. Успенский, Ф.М. Решетников и др.»

и бюрократии
Несмотря на то, что «после принятия университетского устава 1863

года университеты получили значительную автономию, и потому преподаватели в них обрели относительную независимость от государства», «Из университетских преподавателей не вышло ни одного крупного политического деятеля «левее» кадетов. Не менее репрезентативен, кстати, и тип «реакционного профессора» (сподвижники Каткова П.М. Леонтьев и Н.А. Любимов, цивилист П.П. Цитович, философ и психолог М.И. Владиславлев). Профессорская среда была одним из важных источников для пополнения бюрократии новыми кадрами: обер-прокурор Св. синода Победоносцев, министр финансов И.А. Вышнеградский, министры просвещения Л.А. Кассо и А.Н. Шварц, член Совета министра внутренних дел, директор Бюро печати, ближайший советник П.А. Столыпина И.Я. Гурлянд — выходцы из этой среды» «Профессор Серебряков в «Дяде Ване» — персонаж чрезвычайно отталкивающий.»
При этом численность этой группы существенно возросла: «В 1902 году во всех университетах работало около 830 человек, в 1914 году — 1322, в 1917 году — 1877. Только после революции 1905 года, в 1908 году, был основан первый частный Московский городской университет имени А.Л. Шанявского» (Сергеев С.)
Инфантилизм профессуры: «…и профессора, эти бедные и бесприютные профессора, ни к чему не принадлежащие, ни к чему не относящиеся, если они не развивают из себя, как [Ф.И.] Буслаев, свою культуру,— они льнут к этому же студенчеству, как взрослые, голые дикари льнут к детским кострам, однако несомненным, однако действительно горящим»» (Розанов В.В.)

еще одна интеллигентская группа — так называемый «третий элемент», работники

земских учреждений. К 1912 году там трудилось около 150 тысяч учителей, врачей, инженеров, агрономов и статистиков… В земствах работали многие публицисты и писатели народнического толка: Н.М. Астырев, С.Я. Елпатьевский, И.П. Белоконский, В.В. Воронцов, П.П. Червинский и др. Земским статистиком начинал ведущий публицист «Русского богатства» А.В. Пешехонов, земским врачом был один из основателей кадетской партии А.И. Шингарев, о земском враче А.П. Чехове знают все…» (Сергеев С.)

«Именно независимые как от государства, так и от старых сословий

литераторы и стали интеллектуальным и социальным ядром профессиональнй интеллигенции…Русские литераторы во второй половине XIX — начале XX века являли собой нечто вроде аналога французских “писателей“ накануне Великой Революции, во всяком случае, в изображении А. де Токвиля: „Каждая общественная страсть обращалась… в философию; политическая жизнь была насильственно вытеснена в литературу, и писатели, взяв на себя руководство общественным мнением, в какой-то момент оказались на том месте, которое в свободных странах обычно занимают партийные вожди“» (Сергеев С.)

Пайпс выделяет пять интеллигентских «учреждений» (институтов), которые «сводили… вместе единомышленников,

позволяли… им делиться мыслями и завязывать дружеские отношения на основе общих убеждений»: салон, кружок, университет, толстый журнал, земство
Салон – стал отмирать как аристократическая форма, не адекватная более демократичной, разночинной публике.
Господствующая разночинская культура вытесняет философские кружки и «плодит» разного рода революционные организации («Земля и воля», «Народная расправа», «Народная воля», «Черный передел» и др.). Наиболее значительные мыслители второй половины 19в. — одиночки: Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, В.С. Соловьев, Н.Ф. Федоров.
Кружки перерастают в общества и собрания (т.е. расширяют свою аудиторию и укрепляют институциональный статус) к началу 20в., когда интерес к философской и религиозно-философской проблематике возрастает:
петербургские Религиозно-философские собрания (1901–1903; вдохновители — В.В. Розанов, Д.С. Мережковский, Н.М. Минский, Д.В. Философов);
Московское религиозно-философское общество памяти Владимира Соловьева (1905–1918; председатель — Г.А. Рачинский, секретарь — С.Н. Дурылин, члены-учредители — Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Е.Н. Трубецкой, П.А. Флоренский, В.Ф. Эрн и др.)
Петербургское религиозно-философское общество (1913–1917; председатель — А.В. Карташев, товарищ председателя — Д.В. Философов, члены совета — Д.С. Мережковский, П.Б. Струве, С.Л. Франк).
«Кружок ищущих христианского просвещения» (1907–1918; учредители — М.А. Новоселов, Ф.Д. Самарин, В.А. Кожевников и др., среди участников — Дурылин, Булгаков, Флоренский, Трубецкой, Эрн, Л.А. Тихомиров и др.) др7 аналогичные общества, ориентированный на догматическое православие (сколько их было и каков их удельный вес – отдельный вопрос).

центром (скажем, классика русской историографии и филологии практически вся создана

университетскими профессорами: достаточно назвать имена С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова, Ф.И. Буслаева, А.Н. Веселовского), университеты никогда не были центром идеологическим. Основные идеологические концепты формировались в кружках, а позднее в журналах. Даже для развития отвлеченной философии университеты дали сравнительно мало, тем более это касается общественно-политической мысли. Такое «отставание» объясняется, прежде всего, активным государственным вмешательством в университетскую жизнь. Те преподаватели, которые хотели более свободно исповедовать свои неортодоксальные идеологические предпочтения, вынуждены были уходить в журналистику (Н.И. Костомаров, В.С. Соловьев, П.Н. Милюков), в свободное творчество (К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин, В.И. Семевский земскую или общественную деятельность (С.А. Муромцев, О.Ф. Миллер), работать за границей (М.М. Ковалевский, П.Г. Виноградов). Попытки ограничения университетской автономии даже умеренно консервативного С.М. Соловьева вынудили подать в отставку. Можно констатировать, что университет был важным, но далеко не единственным путем интеллектуальной вообще (и интеллигентской, в частности) карьеры (что касается дворянских интеллектуалов, то университетское образование стало популярно среди них только с 1830-х годов). И.С. Аксаков, М.А. Бакунин, В.Г. Белинский, Н.А. Бердяев, Н.Я. Данилевский, Н.А. Добролюбов, Ф.М. Достоевский, Р.В. Иванов-Разумник, В.Г. Короленко, П.А. Кропоткин, П.Л. Лавров, К.Н. Леонтьев, М.О. Меньшиков, Н.К. Михайловский, Г.В. Плеханов, А.С. Суворин, П.Б. Струве, Л.Н. Толстой, Г.И. Успенский, С.Л. Франк, А.И. Эртель и многие другие «властители дум» либо заканчивали другие учебные заведения, либо недоучивались в университетах, либо заканчивали их чисто формально.» (Сергеев С.)

столько идеологическим центром интеллигенции, сколько подготовительной площадкой для формирования политических

партий, в которых наряду с либеральными помещиками, интеллигенты сыграли ведущую (кадеты) или второстепенную («октябристы») роль. «Матрицей» правых партий стал своеобразный культурно-исторический и общественно-политический клуб «Русское Собрание» (основан в 1901 году), где тон задавали такие консервативные интеллектуалы, как В.Л. Величко, В.А. Грингмут, Б.В. Никольский.» (Сергеев С.)
Вопрос политического участия интеллигенции во всём спектре её разношёрстного дискурса (см. ниже)

(и газеты) были куда более важным идеологическим институтом. Несмотря на

цензурные «репрессалии», они довольно отчетливо и адекватно отражали на своих страницах суть тех или иных общественно-политических направлений: славянофильства («Москвитянин», «Русская беседа», «День», «Русь»), почвенничества («Время», «Эпоха», «Заря»), государственнического и дворянского консерватизма («Русский вестник», «Московские ведомости», «Гражданин»), нигилизма («Русское слово» и «Дело»), умеренного либерализма («Вестник Европы», «Голос», «Русские ведомости»), «легального» народничества («Русское богатство»), «легального» марксизма («Мир Божий», «Начало»), «нового религиозного сознания» («Новый путь» / «Вопросы жизни»)» (Сергеев С.)

«свободная пресса» стремительно преумножается. В 1859 году (на русском языке)

выходило 55 литературно-политических периодических изданий, в 1882 — 154, в 1900 — 21 в 1915 — 697 (128 журналов и 569 газет). Петербургская перепись 1869 года учла 302 писателя, журналиста, переводчика и издателя. В Московской переписи 1882 г. литераторов, корреспондентов, редакторов, переводчиков и прочих было зарегистрировано 220 человек. По Всеобщей переписи 1897 года ученых и литераторов насчитано 3296 человек. За десять лет (1896–1905) общее число авторов только изданий либерально-демократического толка составило 2500 человек. К 1917 году количество литераторов видимо превышало 10 000 человек…»
«Именно независимые как от государства, так и от старых сословий литераторы и стали интеллектуальным и социальным ядром профессиональнй интеллигенции…Русские литераторы во второй половине XIX — начале XX века являли собой нечто вроде аналога французских “писателей“ накануне Великой Революции, во всяком случае, в изображении А. де Токвиля: „Каждая общественная страсть обращалась… в философию; политическая жизнь была насильственно вытеснена в литературу, и писатели, взяв на себя руководство общественным мнением, в какой-то момент оказались на том месте, которое в свободных странах обычно занимают партийные вожди“» (Сергеев С.)

русская поправка к модели литературной публичностиЮ.Хабермаса
Первый источник буржуазной публичной сферы

XVIIIв. В Англии - класс предпринимателей («новые капиталисты»), который стал достаточно состоятельным, чтобы добиться самостоятельности, избавиться от опеки государства и церкви и подорвать господство традиционной знати. Одним из проявлений этого богатства стала растущая поддержка предпринимателями всего, что было связано с литературой и литераторами (литературная публичность): театра, кофеен, романов и литературной критики. Затем ослабла зависимость самих литераторов от покровителей: они сформировало среду, критически настроенную по отношению к традиционной власти - «Искусство светской беседы превратилось в критику, а острословие — в аргументы» (Habermas).
Второй источник - рыночные отношения: по мере роста капитализм приобретал возрастающую независимость от государства, трансформировал институты представительной власти с целью расширения экспансии рыночных отношений. Борьба за реформу парламента была одновременно и борьбой за свободу прессы, поскольку те, кто выступал за эту реформу, добивались и большей открытости в политике. К середине XVIII в. впервые появились полные отчеты о заседаниях парламента. Параллельно шла борьба за независимость прессы от государства (связь между развитием прессы и парламентской реформой). К 1832 г. по отношению к прессе стали употреблять выражение «четвертая власть»: после власти знати (лордов), князей церкви и палаты общин.
К середине XIX в. появился феномен буржуазной публичной сферы - область ненасильственного диалога, сориентированного навстречу прагматическому согласию (открытая дискуссия, критика действий власти, полная подотчетность, гласность и независимость действующих лиц от экономических интересов и контроля государства)

– строгое разделение публичности (Öffentlichkeit) и приватности (Privates), государства и

общества
Публичная сфера «создана частными индивидами, которые собираются вместе как общественность и артикулируют проблемы общества» (Хабермас)
Посредством собраний и рациональной, аргументированной полемики публичная сфера производит мнения и установки («общественное мнение»), которые позволяют подтвердить или усомниться в правильности политических решений - следовательно, влиять на ведение дел государства.
В идеальном смысле это источник общественного мнения, необходимый для «легитимации власти в любой функционирующей демократии»
Коммуникативный разум - модель критического диалога заинтересованных в «общем деле» граждан. Конститутивные условия возможности кр: приоритет коммуникативного разума над «одиноким сознанием» (даже гениальных личностей); техническая рациональность vs. коммуникативная рациональность; коммуникативное действие vs стратегическое действие

из жизненного мира как «резервуара простых взаимодействий»
Подобно жизненному миру в

целом, публичная сфера воспроизводится через коммуникативное действие, для которого достаточно владения родным (национальным) языком.
Публичная сфера связана с жизненным миром как отражение социального пространства: публичная сфера – это расширение жизненного мира
Публичная сфера осуществляет медиацию системы и жизненого мира:
Система - рыночная экономика, государственный аппара и прочь.
Жизненный мир – непосредственное мильё индивидуального социального актора
Взаимозависимость жизненного мира и системы в соглашении с политической властью
Цель демократических обществ – «поднять демократическую дамбу против колонизирующего вторжения системных императивов в области жизненного мира» (Further Reflections).

- институциональная, организованная, формальная, наделена прерогативами принятия и достижения решений
«Слабая»

- неформальная, неорганизованная, открытая, спонтанная, плюрализм
Какая из этих публик ближе к публичной сфере?
Открытая сеть пересекающихся «субкультурных публик» с подвижными границами
Плюралистическая, спонтанно развивающаяся сфера
Участники публичной сферы:
«Извне» - инструментально используется членами политических партий, правительством в поисках влияния
«Изнутри» - люди ратуют за те или иные общественные интересы, реформы, права, отстаивают коллективные идентичности
Публичный интеллектуал (философ) как «местоблюститель» коммуникативной рациональности

степени автономии (свобода от принуждения)
– отрицания иерархии (равное участие)
– власти

закона (субординация государству)
– качества участия (общая приверженность рационально-критическому дискурсу, власть аргументации)

«по умолчанию»
Капитализм, буржуазия и его «сервисы»: частная собственность (вспомним Вольтера-капиталиста),

законность, параментаризм, легализованная публичность, неприкосновенность человеческой жизни и интеллектуальной собственности и т.д., и т.п.
Русской разночинной интеллигенции не было на кого «опереться»: класс буржуазии не сформиовался а другие «социальные акторы» и институты «износились»
При этом уровень свободы для «свободного парения» в России был значительно выше, чем в Европе: это поднимает вопрос о степени свободы «парения интеллигенции» (Вебер-Мангейм) – она так нуждается в классах или стратах, которые «конструируют социально-политическую реальность» (средний класс), но при этом должна иметь свободу для эксперимента (как интеллектуального – производство идей, концепций, так и социального – производство дискурса, создание сциальных институтов, например университтетской корпорации и др.)

сословий, интеллигенция не стала и «буржуазной», ибо буржуазия в пореформенной

России только формировалась и даже к 1917 году не была подлинно ведущей общественной силой. Социальное «свободное парение» русской интеллигенции добавляло ее идейным поискам еще больше радикализма — большинство литераторов тяготело не к классическому либерализму, а к разным вариантам социализма.» (Сергеев С., С.)
«…демократизация культуры носит опережающий по отношению к политической, социальной и экономической демократизации характер и задает одну из основных коллизий последующей интеллектуальной российской истории вплоть до настоящего времени» (Куренной В., С. 13).

«В 1896 году образовался Союз взаимопомощи русских писателей при Русском

литературном обществе, где первую скрипку играли литераторы-прогрессисты, не слишком скрывавшие свою идейную пристрастность. Показательно, что Чехова из-за его противоречившей народническому представлению о деревне в повести «Мужики» избрали членом Союза только незначительным большинством голосов. При Союзе был создан суд чести, рассматривавший случаи нарушения некоей неписаной писательской этики. Например, в 1899 году суд чести рассматривал дело А.С. Суворина в связи с его статьями, направленными против организаторов студенческих волнений, и вынес осуждение его Çлитературным приемамÈ 53 . В 1914 году Петербургское религиозно-философское общество осудило антисемитские и антиреволюционные статьи В.В. Розанова и исключило его из числа своих членов.» (Сергеев С.)
Но !: проблема этических и социально-политических консенсусов в масштабе общества оставалась нерешённой и открытой
В частности, это проявлялось в слабом участии интеллигенции в «окультуривании» политических дискурсов и их носителей: в земствах, являвшихся подготовительной площадкой для формирования политических партий, интеллигенты сыграли ведущую лишь в отношении кадетов и второстепенную – в отношении «октябристов»

креативна: «…Интеллигенция не столько характеризуется какими-то самостоятельными и имманентными признаками

(которые позволили бы констатировать наличие или отсутствие данного явления вне зависимости от историко-культурного контекста), сколько противопоставленностью другим социальным явлениям. Интеллигенция прежде всего осмысляет себя в отношении к власти (в частности, к царю как олицетворению власти) и к народу. Отношение к власти и к народу определяет, так сказать, координаты семантического пространства, положительный и отрицательный полюсы: интеллигенция противопоставляет себя власти, и она служит народу (которому она, тем самым, фактически также себя противопоставляет). При этом и понятие власти (в частности, представление о монархе), и понятие народа с течением времени могут менять свое содержание, на разных исторических этапах они могут приобретать совершенно различный смысл — и это, естественно, отражается на поведении интеллигенции; тем не менее, сама противопоставленность, сама структура отношений — сохраняется.»
«Одним из фундаментальных признаков русской интеллигенции является ее принципиальная оппозиционность к доминирующим в социуме институтам. Эта оппозиционность прежде всего проявляется в отношении к политическому режиму, к религиозным и идеологическим установкам, но она может распространяться также на этические нормы и правила поведения и т. п. При изменении этих стандартов меняется характер и направленность, но не качество этой оппозиционности. Именно традиция оппозиции, противостояния объединяет интеллигенцию разных поколений: интеллигенция всегда против — прежде всего она против власти и разного рода деспотизма, доминации. Соответственно, например, русская интеллигенция — атеистична в религиозном обществе (как это было в императорской России) и религиозна в обществе атеистичном (как это было в Советском Союзе). В этом, вообще говоря, слабость русской интеллигенции как идеологического движения: ее объединяет не столько идеологическая программа, сколько традиция противостояния, т. е. не позитивные, а негативные признаки. В результате, находясь в оппозиции к доминирующим в социуме институтам, она, в сущности, находится в зависимости от них: при изменении стандартов меняется характер оппозиционности, конкретные формы ее проявления » (Успенский Б.А.)

разорение»
«Свободно парящая» интеллигенция, долгое время лишённая публичной сферы (как пространства

интеллектуальной свободы) и публичного пространства (как институтов легализации дискурсов и практик автономии), становится асоциальной, дискредитирует себя как элита и в глазах власти, и в глазах «публики» («граждан»): «Отсюда следует, что интеллигенция, которая может рассматриваться как своего рода культурная элита, по существу своему не может принадлежать к социальной элите: соответственно, интеллигент не может быть богатым, он не может обладать властью, он не должен быть администратором. В этом смысле интеллигенты могут напоминать монахов, которые отказываются от мира; интеллигент отказывается от мира бюрократического, государственного, он противопоставляет духовные ценности государственной системе. Все это действительно напоминает монашеский орден: подобно монахам, интеллигенты в некотором смысле отказываются от мирского и сосредотачиваются на духовном (при том, что понятия «мирского» и «духовного» наполняются в этом случае другим содержанием)…Не случайно интеллигент часто может напоминать юродивого (примером может служить образ Рахметова у Чернышевского) и само дело интеллигенции может восприниматься как духовная миссия.» » (Успенский Б.П.)
Будучи неподкреплённым социальными партнёрами («буржуазия»), институтами (парламентаризма, политические партии, университет и прочь.), практиками участия (в политической жизни) и правилами игры (законы, корпоративные этики и прочь.) русская разночинная интеллигенция, вырвавшись из «тисков самодержавия», пробудила «чёрный люд» и хаос «вечевой демократии», с которым уже не смогла совладать.

и не монополизировала идеологическую сферу полностью, то, безусловно, в ней

доминировала. Интеллектуалы-бюрократы не могли противопоставить ей практически ничего, дворянские интеллектуалы в большинстве примкнули к ее либеральному сектору. После недолгого взлета в 1880–1890-х годах «правый фланг» интеллигенции потерпел явное крушение и оказался совершенно в маргинальном положении…. Господствующая позиция прогрессистов способствовала их более сложной идейной дифференциации. Скажем, выделяются свои «консерваторы» — национал-либералы («веховцы»), которые успешно «приватизируют» самую ценную часть культурного багажа «старых правых» — наследие славянофилов, Достоевского, Леонтьева и т. д. (см. работы Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, М.О. Гершензона, С.Л. Франка и др.)»
«Добившись интеллектуальной власти, прогрессисты заявили свои претензии и на власть политическую. Интеллигенция в это время, по сути, выступает как «альтернатива бюрократии» или «контрбюрократия». После падения монархии в феврале 1917 года разные группы прогрессистов вступают друг с другом в борьбу за власть, в результате побеждают большевики — партия, несмотря на все ее претензии называться пролетарской, верхушку которой составляли вполне классические интеллигенты (В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Н.И. Бухарин, А.В. Луначарский, Г.В. Чичерин, С.М. Киров, Г.Я. Сокольников, да и И.В. Сталин тоже).» (Сергеев С.) Большевик «есть логическое завершение интеллигента как социального агента…» (Фурсов)

гражданами
Публичная сфера и публичное пространство не должны быть дефицитными,

спорадическими и инсайтными, но перманентными, легальными и институцинализированными (через автономии: университетские, гражданские, медийные и прочь.) – тогда среда существования публичного интеллектуала будет способна работать в «нормальном режиме», т.е. Удовлетвряющую всем вышеозначенным требоаниям и осуществляющую свою медиирующую, консенсусную и инновативную (модернизирующую) функции

Спасибо за внимание !

М., 1992.
Леонтьев А.А. История образования в России от Древней Руси

до конца XX века: http://rus.1september.ru/article.php?ID=200103304
Куренной В. Интеллектуалы // Мыслящая Россия. Картография современных интеллектуальных направлений / Под ред. В. Куренного. М., 2006.
Сергеев С. Досоветская Россия (XVIII-начало XXвв.) // Мыслящая Россия. История и теория интеллигенции и интеллектуалов.. М., 2009.
Палий Е.Н. Салон как феномен культуры XIX века: традиции и современность: http://regiment.ru/Lib/D/37.htm