А.Н. Островский

мы, люди другой культуры, посещаем его как чужестранцы... Чуждая и

непонятная жизнь, которая там происходит, ...может быть любопытной для нас, как все невиданное и неслыханное; но сама по себе неинтересна та.

Юлий Айхенвальд

человеческая разновидность, которую облюбовал себе Островский. Он дал некоторое отражение известной среды, определенных кварталов русского города; но он не поднялся над уровнем специфического быта, и человека заслонил для него купец

марта (12 апреля) 1823 года в Замоскворечье, в самом центре

Москвы, в колыбели славной российской истории, о которой вокруг говорило все, даже названия замоскворецких улиц.

от московских застав вплоть до Волги шли фабричные села, посады,

города и составляли продолжение Москвы - самую бойкую, самую промышленную местность Великороссии. Там на глазах из сел возникали города, а из крестьян богатые фабриканты. Там бывшие крепостные превращались в миллионщиков.

успевали сделаться фабрикантами-хозяевами и начинали ездить в каретах. Все это

пространство в 60 тысяч с лишком квадратных верст и составляло как бы продолжение Москвы и тяготело к ней. Москва была городом вечно обновляющимся, вечно юным. Через Москву волнами вливалась в Россию народная сила. Все, что сильно умом и талантом, все, что сбросило лапти и зипун, стремилось в Москву.  

представитель торгового сословия, но и как центральная русская натура, средоточие

народной жизни в ее росте и становлении, в ее движущемся, драматическом существе. Сам отец Островского, Николай Федорович, не был коренным москвичом.

семинарии, он окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата, но

выбрал поприще светской службы. Он женился на Любови Ивановне Саввиной, дочери московской просвирни, вдовы пономаря, девушке большой душевной красоты и внешней привлекательности.  

желанию отца, поступил на юридический факультет Московского университета. Но учеба

в университете не пришлась ему по душе, возник конфликт с одним из профессоров, и в конце второго курса Островский уволился "по домашним обстоятельствам".  

совестный суд. Для будущего драматурга это был неожиданный подарок судьбы.

В суде рассматривались жалобы отцов на непутевых сыновей, имущественные и другие домашние споры.

выслушивал спорящие стороны, а писец Островский вел записи дел. Истцы

и ответчики в ходе следствия выговаривали такое, что обычно прячется и скрывается от посторонних глаз. Это была настоящая школа познания драматических сторон купеческой жизни. В 1845 году Островский перешел в Московский коммерческий суд канцелярским чиновником стола "для дел словесной расправы".

мелким дворянством. Судили "по совести" братьев и сестер, спорящих о

наследстве, несостоятельных должников. Перед ним раскрывался целый мир драматических конфликтов, звучало все разноголосое богатство живого великорусского языка. Приходилось угадывать характер человека по его речевому складу, по особенностям интонации. Воспитывался и оттачивался талант будущего "реалиста-слуховика", как называл себя Островский-драматург, мастер речевой характеристики персонажей в своих пьесах.  

посещает Петровский (ныне Большой) и Малый театры, восхищается игрой Щепкина

и Мочалова, читает статьи В. Г. Белинского о литературе и театре.

Начало творческого пути

драматургическом поприще и публикует в "Московском городском листке" за 1847

год "Сцены из комедии "Несостоятельный должник", "Картину семейного счастья" и очерк "Записки замоскворецкого жителя".

в 1846-1849 годах и публикует в 1850 году в журнале

"Москвитянин" под измененным заглавием - "Свои люди - сочтемся!".

"Горе от ума", "Ревизор". На "Банкроте" я ставлю номер четвертый".

В. Ф. Одоевский

Пьеса имела шумный успех в литературных кругах Москвы и Петербурга.

и называли купеческими "Мертвыми душами". Влияние гоголевской традиции в "Своих

людях..." действительно велико.

своих собратьев-купцов и, поскольку возвращать долги ему не хочется, объявляет

себя обанкротившимся человеком, несостоятельным должником. Свое состояние он переводит на имя приказчика Лазаря Подхалюзина, а для крепости мошеннической сделки отдает за него замуж свою дочь Липочку.

не унывает, поскольку верит, что Лазарь внесет для его освобождения

небольшую сумму от полученного капитала. Однако он ошибается: "свой человек" Лазарь и родная дочь Липочка не дают отцу ни копейки.  

и потолще, был бы собою не мал. Конечно, лучше уж

рослого, чем какого-нибудь мухортика. И пуще всего, Устинья Наумовна, чтоб не курносого, беспременно чтобы был бы брюнет; ну, понятное дело, чтоб и одет был по-журнальному..."

"отцы" в лице Большова и "дети" в лице Липочки и

Лазаря. Различие между ними сказывается даже в "говорящих" именах и фамилиях. Большов - от крестьянского "большак", глава семьи, и это очень знаменательно. Большов - купец первого поколения, мужик в недалеком прошлом. Сваха Устинья Наумовна так говорит о семействе Большовых: "А они-то разве благородные? То-то и беда, яхонтовый! Нынче заведение такое пошло, что всякая тебе лапотница в дворянство норовит.

ему по наследству. Став купцом, он готов на любую подлость

и мошенничество по отношению к чужим людям. Он усвоил торгашеско-купеческое "не обманешь - не продашь". Но кое-что из прежних нравственных устоев в нем еще теплится. Большов еще верит в искренность семейных отношений: свои люди сочтутся, друг друга не подведут.  

поколения, совершенно не властно над детьми. На смену самодурам большовым

идут самодуры подхалюзины. Для них уже ничто не свято, они с легким сердцем растопчут последнее прибежище нравственности - крепость семейных уз.

но выходит у Островского, что мошенник мошеннику рознь. В Большове

еще есть наивная, простодушная вера в "своих людей", в Подхалюзине осталась лишь изворотливость и гибкость прощелыги-дельца. Большов наивнее, но крупнее. Подхалюзин умнее, но мельче, эгоистичнее.