Петербург Мандельштама и Ахматовой

3. Приложение 1
1) Анализ стихотворения О.Мандельштама
«Адмиралтейство»
2) Анализ стихотворения А.Ахматовой

«Летний сад»
4. Приложение 2
1) Иллюстрации. Исаакиевский собор (фото)

Примечание
Презентация построена по линейному принципу. Но можно использовать гиперссылки:

- переход со страницы «Содержание» на отдельный блок

- переход со слайда на иллюстрации по теме слайда (дополнительные)

- переход со слайда на страницу сайта (доп. материал по теме слайда)

мотивы. Поэт, писатель – чаще всего
житель города, горожанин.
Город
парадные улицы, площади, тихие

старинные закоулки
фасады дворцов

казённая, официальная часть затрапезная, повседневная часть

архитектура жильё

из окна роскошного особняка из окна бедной наёмной квартиры

образ одного и того же города оказывается совсем

не одинаковым у разных поэтов.

Ахматова и Мандельштам живут в одно и то же время,
бродят по одним и тем же улицам,
принадлежат к одному литературному течению – акмеизму.

И всё же Петербург в их творчестве – разный.

(1889 – 1966)

(1891 – 1938)

г)
«На страшной высоте блуждающий огонь…» (1918 г)
«В Петербурге мы сойдёмся

снова…» (1920 г)
«Ленинград» (1930 г)

Петербург Мандельштама

как «видение властной,
семьи

повелительной гармонии» –
образ старого порядка,
рациональности

ощущает
и которого страшится.

хаос
бесформенное неограниченное

бесформенность материала (камень,
пространство глина)

архитектура

(стройная форма ограниченного
и очеловеченного пространства)

Архитектура
память о прошлом
-связь человека с культурой
-близка поэзии в материальном мире

стихотворение
«Адмиралтейство»

в тёмной зелени
Сияет издали, воде и небу брат.

Ладья воздушная

и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам
Он учит: красота - не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого

Нам четырёх стихий приязненно господство,
Но создал пятую свободный человек,
Не отрицает ли пространства превосходство
Сей целомудренно

Сердито лепятся капризные медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря,
И вот разорваны трёх измерений узы,
И открываются

Адмиралтейство

фрегат или акрополь

Петра,

столяра.

построенный ковчег?

всемирные моря.

«то мореплаватель, то плотник»
Пушкин : «Россия вошла в Европу, как

спущенный корабль,
при стуке топора и громе пушек».

Реминисценция – явление, наводящее на воспоминание, на сопоставление.

морское дело

образы античной культуры

В столице северной томится пыльный тополь,
Запутался в листве прозрачный циферблат,
И в тёмной зелени фрегат или акрополь
Сияет издали – воде и небу брат.

Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота – не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.

Нам четырёх стихий приязненно господство,
Но создал пятую свободный человек;
Не отрицает ли пространства превосходство
Сей целомудренно построенный ковчег?

Сердито лепятся капризные Медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря –
И вот разорваны трёх измерений узы
И открываются всемирные моря!

(явление, наводящее на воспоминание)

моторов вереница:
Онегина старинная тоска; Самолюбивый, скромный пешеход –
На

площади Сената – вал сугроба, Чудак Евгений – бедности стыдится,
Дымок костра и холодок штыка… Бензин вдыхает и судьбу клянёт.

«Шум времени»: «Весь стройный мираж Петербурга был
только сон, блистательный покров, накинутый над бездной, а кругом
простирался хаос иудейства, не родина, не дом, не очаг, а именно
хаос, незнакомый, утробный мир, откуда я вышел, которого я
боялся, о котором смутно догадывался – и бежал, всегда бежал»

блуждающий огонь –
Твой брат, Петрополь, умирает!

На страшной высоте земные

сны горят,
Зелёная звезда летает.
О, если ты звезда, - воды и неба брат,
Твой брат, Петрополь, умирает!

Чудовищный корабль на страшной высоте
Несётся, крылья расправляет…
Зелёная звезда, в прекрасной нищете
Твой брат, Петрополь, умирает!

Прозрачная весна над чёрною Невой
Сломалась, воск бессмертья тает…
О, если ты звезда, - Петрополь, город твой,
Твой брат, Петрополь, умирает!
(1918 г)

В более позднем творчестве
Петербург, классический и имперский,
превращается в Петрополь —
тонущий и погибающий.

Поэт видит недостаточность,
неспасительность
классической культуры перед лицом
надвигающегося хаоса

мотив смерти в Петрополе
сплетается
с мотивом гибели самого Петрополя

изменчивость и непрочность,
стихия побеждает

поэт ещё
надеется на то, что Петербург не умер («В Петербурге

мы сойдемся снова…»),
– эта призрачная надежда быстро рассеивается.

В Петербурге мы сойдёмся снова,
Словно солнце мы похоронили в нём,
И блаженное, бессмысленное слово
В первый раз произнесём.
В чёрном бархате советской ночи,
В бархате всемирной пустоты,
Всё поют блаженных жён родные очи,
Всё цветут бессмертные цветы.

Дикой кошкой горбится столица,
На мосту патруль стоит,
Только злой мотор во тьме промчится
И кукушкой прокричит.
Мне не надо пропуска ночного,
Часовых я не боюсь:
За блаженное, бессмысленное слово
Я в ночи советской помолюсь…(1920 г)

детских припухлых желёз.

Ты вернулся сюда, - так глотай же скорей
Рыбий

жир ленинградских речных фонарей.

Узнавай же скорее декабрьский денёк,
Где к зловещему дёгтю подмешан желток.

Петербург, я ещё не хочу умирать:
У меня телефонов твоих номера.

Петербург, у меня ещё есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок.

И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.

(декабрь 1930)

цветовая гамма
Ленинграда –
сочетание чёрного и жёлтого,
разрушительной
имперской сущности

«Преступление и наказание»
Раскольников
упорный звонок
неожиданного гостя

г)
«Как люблю, как любила глядеть я…»(1916 г)
«Петроград,1919»(1920 г)
«Годовщину последнюю празднуй…»(1939

г)
«Реквием»(1940 г)
«Поэма без героя»(1940-1962 г)
«Летний сад»(1959 г)
«Петербург в 1913 году»(1961 г)

а о себе и о любви.

В лирических стихах может мелькнуть

только указание
на дом, на улицу: «в доме старом и высоком / у морских
ворот Невы», «на левом берегу Невы».

Это придаёт стихам возвышенный, классически-
стройный, хотя и несколько отстранённый облик.

встречались.
Была в Неве высокая вода,

И наводненья в городе боялись.

Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине – нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом
И Петропавловскую крепость! —

Затем, что воздух был совсем не наш,
А как подарок Божий ,– так чудесен.
И в этот час была мне отдана
Последняя из всех безумных песен.
(1914)

Город здесь — с его только
названными архитектурными
деталями — фон, декорация.

Но декорация, почти диктующая поэту его чувства: именно
так можно любить в этом городе.

Из литого серебра. Мы в блаженный миг чудес,
Стынет

в грозном нетерпенье В миг, когда над Летним садом
Конь великого Петра. Месяц розовый воскрес, -

Ветер душный и суровый Мне не надо ожиданий
С чёрных труб сметает гарь… У постылого окна
Ах! Своей столицей новой И томительных свиданий,
Недоволен государь. Вся любовь утолена.

2 Ты свободен, я свободна,
Сердце бьётся ровно, мерно, Завтра лучше, чем вчера, -
Что мне долгие года! Над Невою темноводной,
Ведь под аркой на Галерной Под улыбкою холодной
Наши тени навсегда. Императора Петра.
(1913)
Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной,
И в руке твоей навеки
Нераскрытый веер мой.

Первая часть – пейзаж,
родственный мандельштамовскому:
Петербург – имперский город
Исаакиевский собор
Медный всадник
холод и величие

Вторая часть – декорация
становится более человечной:
биение живого сердца,
город смягчает боль героини,
растворяет в себе

1
Вновь Исакий в облаченье Оттого, что стали рядом
Из литого серебра. Мы в блаженный миг чудес,
Стынет в грозном нетерпенье В миг, когда над Летним садом
Конь великого Петра. Месяц розовый воскрес, -

Ветер душный и суровый Мне не надо ожиданий
С чёрных труб сметает гарь… У постылого окна
Ах! своей столицей новой И томительных свиданий.
Недоволен государь. Вся любовь утолена.

2 Ты свободен, я свободна,
Сердце бьётся ровно, мерно. Завтра лучше, чем вчера, -
Что мне долгие года! Над Невою темноводной,
Ведь под аркой на Галерной Под улыбкою холодной
Наши тени навсегда. Императора Петра.
(1913)
Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной,
И в руке твоей навеки
Нераскрытый веер мой.

куда столетья
Не ступала ничья нога.
И воистину ты – столица
Для

безумных и светлых нас;
Но когда над Невою длится
Тот особенный чистый час
И проносится ветер майский
Мимо всех надводных колонн,
Ты – как грешник, видящий райский
Перед смертью сладчайший сон…
(весна1916)

Но ахматовский Петербург – это и «тёмный город у грозной реки»: в нём есть
грозящее, увлекающее в бездну… И всё же это не мандельштамовский хаос –
это бездна чувств, которая может быть ограничена классическим гранитом.
Поэтому Петербург Ахматовой – столица для «безумных и светлых».

части «Поэмы без героя», по-пушкински названной в подзаголовке «петербургской повестью»,

возникает несколько другой
Петербург – карнавальный и «достоевский»… С расстояния пройденных лет Ахматова увидит тот страшный перелом времени,
который, может быть, не могла почувствовать, находясь внутри времени.
В середине века станет ясно, что её Петербург ушёл вместе с серебряным веком.

На Галерной чернела арка,
В Летнем тонко пела флюгарка,
И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл.
Оттого, что по всем дорогам,
Оттого, что ко всем порогам
Приближалась медленно тень,
Ветер рвал со стены афиши,
Дым плясал вприсядку на крыше,
И кладбищем пахла сирень.
И царицей Авдотьей заклятый,
Достоевский и бесноватый,
Город в свой уходил туман.
И выглядывал вновь из мрака
Старый питерщик и гуляка,
Как пред казнью бил барабан…
Но тогда он был слышен глуше,
Он почти не тревожил души
И в сугробах невских тонул…

уходящим городом продолжает ощущаться Ахматовой.
Как и прежде, он – город

любви

Годовщину последнюю празднуй –
Ты пойми, что сегодня точь-в-точь
Нашей первой зимы – той, алмазной –
Повторяется снежная ночь.

Пар валит из-под царских конюшен,
Погружается Мойка во тьму,
Свет луны как нарочно притушен,
И куда мы идём – не пойму.

Меж гробницами внука и деда
Заблудился взъерошенный сад.
Из тюремного вынырнув бреда,
Фонари погребально горят.

В грозных айсбергах Марсово поле,
И Лебяжья лежит в хрусталях…
Чья с моею сравняется доля,
Если в сердце веселье и страх…
(1939 )

лучшая в мире стоит из оград,

Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.

В душистой тени между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.

И лебедь, как прежде, плывёт сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.

И шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.

И всё перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт. (1959)

И всё же главное,
чем становится
для Ахматовой город, -
это хранилище памяти,
это вечная красота

Летний сад

Стихотворение читает А.Ахматова

различии есть
в отношении поэтов к городу
нечто общее:

Петербург
сердце российской

культуры
символ уходящего века
нечто, облагораживающее
стихийное существование
человека

но кто укажет, откуда донеслась до нас эта божественная гармония,

которую называют стихами Осипа Мандельштама!»
Анна Ахматова («Листки из дневника»,1963 г)

под сильным влиянием
философии символизма, и его стихотворения этого времени

насыщены многозначными и трагичными символистскими образами.
В этих стихотворениях лирический герой пытается утвердиться в
мистической, холодной и чуждой человеку вечности с помощью
творчества.

Остальные стихотворения (с 1912 года), в том числе и
«Адмиралтейство», написаны в то время, когда поэт называл себя акмеистом.
И в них лирический герой вновь приходит к идее творчества, которое оставляет память о человеке, но уже не в холодной мистической вечности, а в веках.

Сборник «Камень» обобщил ранний период творчества
(стихи, написанные в 1908 – 1915 годах)
Всего вышло три издания этого сборника (1913, 1916, 1923)

лирики
организующая роль
ключевых слов
«творчество», «путь»
обилие пространственной лексики,
объединяющей
смысловое пространство

сборника

черты, свойственные всему творчеству Мандельштама

это «пятая стихия», созданная человеком,
она преодолевает время, она не божественна,

но
рукотворна, так как создаётся трудом «простого столяра»,
то есть обычного человека.

или акрополем.

2. Образ Петра (основателя
города) и его

преемников,
создающих рукотворную
красоту Петербурга.

3. Четыре стихии и их
преодоление в творчестве,
которое является пятой
стихией, созданной
человеком.

4. Перед фрегатом – Адми-
ралтейством раскрываются
всемирные моря вечности.

В столице северной томится пыльный тополь,
Запутался в листве прозрачный циферблат,
И в тёмной зелени фрегат или акрополь
Сияет издали – воде и небу брат.

Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота – не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.

Нам четырёх стихий приязненно господство,
Но создал пятую свободный человек:
Не отрицает ли пространства превосходство
Сей целомудренно построенный ковчег?

Сердито лепятся капризные Медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря –
И вот разорваны трёх измерений узы
И открываются всемирные моря.

в тёмной зелени
Сияет издали –

воздушная и -недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.

Нам четырёх стихий приязненно господство,
Но создал пятую свободный человек:
Не отрицает ли пространства превосходство
Сей целомудренно построенный ковчег?

Сердито лепятся капризные ,
Как плуги брошены, ржавеют –
И вот разорваны трёх измерений узы
И открываются всемирные моря.

Ключевые слова,
связанные
с образом моря

фрегат или акрополь

Ключевые слова стихотворения

воде и небу брат.

Ладья

мачта

Медузы

якоря

Ключевые слова,
связанные
с идеей творчества

земля, огонь и воздух – при помощи пятой стихии
(метафора творчества).

Адмиралтейство сравнивается с ковчегом, который
отрицает превосходство пространства, то есть является
его доминантой.
Ковчег Адмиралтейства плывёт в вечность: творчество
его созидателей будет сохранено в веках, недаром перед
ним раскрыты всемирные моря.

к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире

стоит из оград,

Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.

В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.

И лебедь, как прежде, плывёт сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.

И шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.

И всё перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.

двустишие оказывается самой
точной рамой диалога прошлого
и настоящего и поэтической
многозначности чувств и слов

Летний сад
нежный приют царственный чертог
величия

трепетный мужественный

пространство
укрытости души морского простора

сад предстаёт как хранитель жизни,
прошлой и настоящей
изображение всё время
двоится

наводнения не стирают памяти,
испытания не уничтожают способности
откликаться
здесь возможно не только эхо
прошлого, но и разговор

Решётка Фельтена, «лучшая в мире…
из оград», не только самая прекрасная,
но и самая надёжная ограда:
она охраняет «сотни тысяч шагов…»

Ахматова меняет местами слова
в этой строке: люди не так надёжны,
как эта верная себе и векам красота:
враги становятся друзьями,
друзья превращаются во врагов

лишь лебедю и поэту дано постоянство вечности
«двойник» здесь многозначен:
это и отражение в воде,
и сходство во времени

здесь тайная любовь может быть высокой,
здесь сияние драгоценностей пленительно.

Что же это за «света источник», который «таинственно скрыт»?
Это
память, соединяющая века,
любовь к красоте, не отменяемая временем

зайдя по
ссылке со слайда №2 или №17.

при Петре I, но всё же оставался самым красивым
садом столицы.
«Но

самым замечательным украшением сада
была его изгородь, выходящая на Неву, – писал художник
П.Соколов*. – Высокая железная решётка на гранитном
цоколе с большими гранитными же столбами, наверху
которых поставлены вместо капителей вазы… Тогда эта
решётка почти вся была покрыта настоящим золотом, как
золотили во времена Екатерины II. Эта золочёная изгородь
так ослепительно горела на солнце и так прославилась
своим великолепием, что многие иностранцы приезжали
специально полюбоваться на неё, а один чудак-англичанин,
конечно, очень богатый лорд, выехал из Лондона на
собственной яхте, прибыл на Неву и, остановившись против
Летнего сада, налюбовавшись великолепной решёткой, не
сходя на берег, повернул назад и уехал обратно в Англию».

*Соколов Пётр Фёдорович (1791 – 1848) – выдающийся русский художник