Вяземский Пётр Андреевич (1792 – 1878)

и любовью, Восстала русская земля, Когда, принёсши безусловно Все жертвы на алтарь

родной, Единодушно, поголовно Народ пошёл на смертный бой. »
П. А. Вяземский

1812

неоднократно встречалось имя П. А. Вяземского. Он был одним из

активнейших «арзамасцев». Вместе с А. С. Пушкиным он вышел за узкие границы «арзамасской» поэзии и обратился к общественно-политическим темам. В своих критических статьях Вяземский выступил защитником и истолкователем прогрессивного романтизма в русской литературе. Как литературный соратник Пушкина, как деятель русской литературы изучаемого периода Вяземский сыграл заметную роль. Но еще задолго до гибели Пушкина он круто сворачивает в сторону от пушкинского пути. С появлением в общественной и литературной жизни новых, демократических сил Вяземский окончательно отказывается от былого свободомыслия и переходит в лагерь реакционеров

гнедом своем коне. Только подошли мы ближе К средоточию огня, Взвизгнуло ядро и

пало Перед ним, к ногам коня, И, сердито землю роя Адским огненным волчком, Не затронуло героя, Но осыпало песком. «Бог мой!—он сказал с улыбкой, Указав на вражью рать,— Нас завидел неприятель И спешит нам честь отдать».

был фуражке, И на белом был коне.
Старца бодрый вид воинствен, Он

сред полчищ одинок, Он бесстрастен, он таинствен, Он властителен, как рок.
Мыслью он парит над битвой, И его орлиный взгляд Движет волею и силой Человеческих громад.
И его молниеносцы Ждут внимательно кругом, Чтоб по слову полководца Зарядить крылатый гром.

молитвы Приунывших усачей.
И на пир веселый словно Каждый радостно летит, Будь у каждого

три жизни, Он всех трех не пощадит.

Крепнет боевая вьюга, Все сильней растет она, И вцепившихся друг в друга Разнимает ночь одна.
Грозный день сей Бородинский Им и нам в почет равно. Славься битвой исполинской, Славься ввек, Бородино!..

И радости мои не чужды сожаленья, И мне отрадою моя

бывает грусть. Жизнь мысли в нынешнем; а сердца жизнь в минувшем,
Средь битвы я один из братьев уцелел:
Кругом умолкнул бой, и на поле уснувшем
Я занят набожно прибраньем братских тел.
Хоть мертвые, но мне они живые братья:
Их жизнь во мне, их дней я пасмурный закат,
И ждут они, чтоб в их загробные объятья
Припал их старый друг, их запоздавший брат

уж на покой:
Зачем же я один несу ярмо земное,
Забытый каторжник

на каторге земной?
Не я ли искупил ценой страданий многих
Всё, чем пред промыслом я быть виновным мог?
Иль только для меня своих законов строгих
Не властен отменить злопамятливый бог?