Рудольф Нуриев - человек-легенда

ни места рождения — он родился в поезде где-то на

пути из Уфы во Владивосток, ни отчества — отец его сам изменил полученное при рождении имя Мухаммед на Хаммет, ни даже фамилии — его дед был безграмотным и не умел написать её правильно, из-за чего так никто точно и не знал, Нуреев или Нуриев. На что в своей будущей, взрослой жизни мог рассчитывать такой мальчик? Проведший голодное, военное детство в эвакуации в дремучих уральских сёлах, не отмеченных ни на одной карте, привыкший к чувству голода настолько, что перестал замечать его, постоянно донашивавший одежду трёх своих старших сестёр. О чём мог мечтать такой мальчик?

подарил ему невесть как оказавшийся в избе радиоприёмник — единственное

доступное ему развлечение. В ритме мелодии, услышанной однажды из этого чуда техники, он тут же запрыгал по земляному полу и уже больше не останавливался до самой смерти.

Богом не иначе как в качестве компенсации за всё им

отнятое. Золотой ключик, открывающий самые заветные сезамы. Волшебная палочка, исполняющая самые невероятные желания. Это сокровище — дикий, своевольный, не желающий знать никаких «так надо» или «так принято», а только «я хочу!», характер. Какими-то неведомыми, звёздными путями, таинственным генетическим «кодом» передали ему это сокровище его далёкие татаро-монгольские предки, когда-то на долгих три века покорившие святую Русь, которую, вообще-то, как известно, «ни сломить, ни запугать». Факт, кстати, который Нуриев впоследствии любил напоминать своим однокурсникам по Вагановскому училищу… Впрочем, возможно, Бог тут ни при чём, а «компенсация» эта выработалась у него как реакция на те условия, в которые с первых лет жизни он был поставлен.

оказывало двоякое влияние. Оно принесло ему мировую славу лучшего танцовщика

XX века, многомиллионное состояние и репутацию скандалиста, дикаря и самодура, вечно стоящего в позиции «один против всех». Позиции, которая, впрочем, являлась для него не только привычной с детства, но и одной из любимых, наряду со многими балетными, и нисколько не была в тягость. В школе, в Вагановском училище, во всех театрах и труппах, где он работал, в Союзе и за границей он неизменно оказывался в моральной изоляции от сверстников и коллег, белой вороной. За то, что не хотел быть и не был таким, как все, не умел и не хотел идти на компромиссы, за прямоту суждений, резкоcть высказываний, демонстративный эпатаж и откровенный вызов общественному мнению и устоям.

был первым, не скрывавшим своей нетрадиционной сексуальной ориентации. Не эпатировал

и не выставлял её напоказ, а спокойно признавал. Более того, особо и не старался скрыть своей связи с выдающимся датским танцовщиком Эриком Бруном, приезжавшим в 1961 году с гастролями в труппе Американского балетного театра в СССР…

обществе, в котором ему приходилось существовать, — привилегия гениев. Однажды

на официальном приёме, в присутствии английской королевы, ему стало жарко, и он спокойно снял туфли и, поставив их рядом с креслом, продолжал, как ни в чём не бывало, сидеть босиком. Нет-нет, не ждите обычной в таких ситуациях фразы «разразился страшный скандал», все присутствующие, включая королеву, предпочли притвориться, что ничего не заметили. Гений заставил общество принять его правила игры, одним жестом отменив общепринятые…

пошёл в школу в Уфе. Он плохо учится, не ладит

с одноклассниками, зато с удовольствием занимается на уроках национального башкирского танца, введённых в школьную программу. Его дневник пестрит учительскими замечаниями, а характеристики — формулировками типа: «Нуриев очень нервный, подвержен приступам гнева, часто дерётся с одноклассниками». Состояние драки станет для него вообще привычным в жизни…

дворце пионеров, выдержав свой первый экзамен при поступлении. Но его

дарование уже тогда было слишком заметно. Ему повезло впервые в жизни. Он попадает в хорошие руки сначала к профессиональной танцовщице Анне Удальцовой, выступавшей ещё в кордебалете у Дягилева, затем — к педагогу, бывшей артистке Кировского театра Елене Войтович, руководившей детским национальным ансамблем «Журавлиная песня». Поражённые необыкновенным талантом ученика, они советуют ему ехать в Ленинград и поступать в хореографическое училище. Однако отец, сделавший себе армейскую карьеру политрука, и слышать не хочет ни о каких танцах, презрительно зовёт сына «балериной» и настаивает на том, чтобы он получал «мужскую» профессию. Но бес противоречия под именем «я хочу» уже вселился в Нуриева и скоро подаст голос наружу…

котором должен был выступать ансамбль Войтович. Нуриева в списке участников,

едущих в столицу, не было. Но накануне отъезда оказалось, что один из солистов ехать не может, и Рудольф упрашивает взять его, обещая до выступления выучить свою партию. Учил он её так усердно, что из-за перегрузки мышц получил травму, на лечение которой обычно уходит не меньше месяца. До выступления — четыре дня. Но ведь он уже в Москве, на пороге своей мечты, такого шанса судьба дважды не предоставляет! И он выходит на сцену и танцует, забыв про травму!.. В родную Уфу он вернётся уже только через тридцать два года, чтобы попрощаться с умирающей матерью…

зодчего Росси в Ленинграде прямо в кабинет директора и заявил

с порога: «Я Рудольф Нуриев. Я хочу здесь учиться!» Он ещё мало что умел, но бесовский огонь бил из его глаз, а бешеная экспрессия — из стройной фигуры, так что комиссия дружно сказала: «Да!» Одна из старейших преподавателей училища, Вера Костровицкая, сказала ему: «Вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и никем не стать. Второе вероятно». «Никем»?! Не для этого Нуриев уезжал за тысячи километров от дома! Он не обиделся на Костровицкую, наоборот, до конца жизни вспоминал о ней как о выдающемся педагоге, которая одной фразой придала ему дополнительную мотивацию и благодаря которой он сумел стать великим танцовщиком.
Впрочем, истовость в учёбе распространялась только на занятия хореографией. Общеобразовательные предметы Нуриев, как и в школе, продолжал игнорировать, считая, что танцовщику они ни к чему.

неслыханно для выпускника! — получает приглашения сразу в три ведущих

профильных театра в стране: Ленинградский Кировский и московские — Большой и музыкальный им. Станиславского.

и Лондоне. По условиям контракта труппа должна была включать в

себя молодёжь, и Нуриева в последний момент включили в список. Впрочем, зарубежная резидентура получила подробные инструкции на его счёт, так что всё, казалось, было под контролем…
Неизвестно, задумывал ли Рудольф Нуриев бежать заранее или это решение пришло к нему экспромтом как реакция на складывающуюся в ходе гастролей ситуацию. Скорее, судя по известным обстоятельствам, второе. После окончания парижских гастролей ему неожиданно вручили билет до Москвы, объясняя это тем, что он должен выступать на правительственном концерте в Кремле. «Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица, — вспоминал он позднее об этом моменте. — Танцевать в Кремле, как же... Я знал, что это повлечёт: я навсегда лишусь заграничных поездок и звания солиста. Меня предадут полному забвению. Мне просто хотелось покончить с собой». И Нуриев стал «репетировать» тот самый «прыжок к свободе».

всё готово. Его приятельница Клара Сент, приехавшая в аэропорт якобы

проводить Нуриева, обняла его и сказала на ухо: «Ты должен подойти к тем полицейским напротив и сказать: «Я хочу остаться во Франции». Они обо всём предупреждены». В это время два «человека в сером», почуяв неладное, молча встали перед Нуриевым. Резко оттолкнув их, он начал разбег…

выбора. И какие отрицательные последствия этого шага ни были бы,

я не жалею об этом», — писал он в автобиографии. Знал ли действительно Нуриев о том, другом выборе? Вот выдержка из служебной записки тогдашнего председателя КГБ А. Шелепина в ЦК КПСС: «3 июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуриев Рудольф Хамитович нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведённые с ним беседы профилактического характера, Нуриев не изменил своего поведения...» Как знать, как знать, не подтолкнули ли эти «профилактические беседы» Рудольфа Хамитовича к его решению?..

сразу стал солистом Королевского балета в Лондоне, спектакли с его

участием проходили при охране конной полиции. Вскоре он стал партнёром знаменитой Марго Фонтейн. Когда они начинали танцевать вместе, ей было 43 года, Нуриеву — 24, но именно она стала инициатором их партнёрства, которое обогатило — в прямом и переносном смысле — обоих. После классической «Жизели», «Маргарет и Арман», поставленного специально для них Ф. Аштоном, и «Баядерки» в постановке М. Петипа, возрождённой Нуриевым, о нём заговорили как о величайшем танцовщике XX века. В 1964 году после «Лебединого озера» на сцене Венской оперы их вызывали на сцену восемьдесят девять раз! Такие «высокие отношения» не могли, конечно, ограничиться лишь творчеством. К сожалению, дочь, рождённая Фонтейн от Нуриева, вскоре умерла…

этого, были труппы ещё нескольких европейских стран, США, Австралии. Он

исполнил практически весь мужской репертуар классического танца, работал с известными на весь мир хореографами, такими как Р. Пети, Ж. Бежар... Но предвкушаемый многими — и в первую очередь самим артистом — его творческий союз с Баланчиным так и не состоялся. Нуриев хотел, чтобы великий хореограф написал балет специально для него, но Джордж Баланчин был, может быть, единственным человеком, не любившим Нуриева и не скрывавшим этого. Их единственный совместный проект, которому маэстро дал, возможно, скрытно-говорящее название «Мещанин во дворянстве», остался незаконченным из-за болезни Баланчина.

солистом, хореографом и директором. И снова здесь он оказался в

привычной и любимой своей роли — один против всех. Труппа, и до его прихода разрываемая интригами и скандалами, теперь сплотилась против нового хореографа. Нуриев требовал беспрекословного подчинения, а артистам были не по душе некоторые привычки в поведении шефа и его манера общаться. Война, ведшаяся все шесть лет пребывания его на этой должности, закончилась в пользу «сильного» Нуриева, сумевшего создать из труппы единый ансамбль.

СПИД, к которому, впрочем, Нуриев отнёсся вполне спокойно. Он лечился,

применяя новейшие препараты, и продолжал работать. Он прожил с этой болезнью в общей сложности 12 лет (к моменту диагностирования она уже развивалась в организме 4 года), что, по общему мнению врачей, является запредельным сроком, и не просто прожил, а работал почти до последнего дня. Нуриев не мог представить себя вне танца и вне сцены.

врача, тихо, без страданий. Похоронен на Сен Женевьев-Де Буа, недалеко

от могилы Андрея Тарковского.

в современном балете, но и во всём европейском искусстве XX

века, и одна из самых противоречивых. Кто-то сказал про него, что «элитарное искусство классического балета в случае Нуриева превратилось в «попсу». Может, это и правда. Во всяком случае его жизнь была, а его смерть стала похожа на грандиозное шоу двадцатого века, в финале которого герой, подобно Нерону, мог бы сказать: «Какой великий артист умирает!»