Александр Исаевич Солженицын (1918-2008)

на Лубянке, затем Бутырская тюрьма.
25 июля 1946 года осужден на

8 лет лагерей по статье 58 п. 10 и 11.
1947 год Солженицын попадает в Марфинскую «шаражку» под Москвой (сейчас район Москвы).
Январь 1953 года освобождение на вечное ссыльнопоселение.
1956 год, 6 февраля ПОЛНАЯ РЕАБИЛИТАЦИЯ.

голод и приобретена удивительная сила духа, которая помогла выжить, не

сломаться, поставить цели и достичь их.

такой лагерный день, тяжелая работа, я таскал носилки с напарником и

подумал: как нужно бы описать весь лагерный мир — одним днем... достаточно в одном дне собрать как по осколочкам, достаточно описать только один день одного среднего, ничем не примечательного человека с утра до вечера. И будет все».
      Твардовский оценил такой угол зрения, он увидел, чтó отразилось в зеркале одного дня: «Описан один день, но о тюрьме сказано все».
      Первоначальное название рассказа — «Щ-854». В редакции «Нового мира» родилось окончательное название, по-другому определился и жанр произведения — повесть.

«Я очень хорошо помню свое впечатление, когда появился «Один день

Ивана Денисовича». Как меня поразило то, насколько это традиционно русское произведение. Казалось бы, в этом нет ничего удивительного – появился прекрасный русский писатель, он пишет в духе русской традиции. Но тогда это далеко не казалось так само собой очевидным».

№11 «Нового мира» за 1962 год

и СЕЙЧАС.
Утверждается вечное, общечеловеческое, непреходящее над приходящим, классовым.
Солженицын расширяет,

возвращает исконное для русской литературы понятие ГУМАНИЗМА.
Солженицын утверждает идеи добра, справедливости, сострадания (но не абсолютного добра и сострадания)

несчастье целого народа;
Правда о конкретных событиях эпохи.

дыхании, единый поток повествования.
Раскрытие диалектики души и психологии героя.

Особенность

языка.
Своеобразен язык прозы Солженицына.
концентрированность, сжатость, лаконичность изображения. Нет характеристик героя, нет описательных повествований.
Жаргон вводится с целью подчеркнуть, создать художественное впечатление подлинности происходящего. Особое чувство меры, вкуса, лингвистического чутья.

становится почти нравственной категорией. Это помогает герою выжить
Шухов не

борец, но может с его терпением очень много.
(Какого героя классической русской литературы он вам напоминает своим взглядом на жизнь?)

нему - до развода было часа полтора времени своего, не

казенного, и кто знает лагерную жизнь, всегда может подработать: шить кому-нибудь из старой подкладки чехол на рукавички; богатому бригаднику подать сухие валенки прямо на койку, чтоб ему босиком не топтаться вкруг кучи, не выбирать; или пробежать по каптеркам, где кому надо услужить, подмести или поднести что-нибудь; или идти в столовую собирать миски со столов и сносить их горками в посудомойку – тоже накормят, но там охотников много, отбою нет, а главное -- если в миске что осталось, не удержишься, начнешь миски лизать. А Шухову крепко запомнились слова его первого бригадира Кузёмина -- старый был лагерный волк, сидел к девятьсот сорок третьему году уже двенадцать лет и своему пополнению, привезенному с фронта, как-то на голой просеке у костра сказал: -- Здесь, ребята, закон -- тайга. Но люди и здесь живут. В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать. Насчет кума -- это, конечно, он загнул. Те-то себя сберегают. Только береженье их -- на чужой крови.

«стучать»;
Не мог себя допустить есть в шапке;
Не клянчить окурки («Он

бы себя не уронил и в рот бы не смотрел»)
Шухов никого не обижал,
Помогал другим, выручал.
Хлеб носил в чистой тряпочке;
Зарабатывал честным трудом.

много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не

выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. Ине заболел, перемогся. Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый.

Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три.
Из-за високосных годов - три дня лишних набавлялось...»

после этого, в 1970 году, удостоен Нобелевской премии по литературе

«За нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы».