Поэты-фронтовики. Винокуров Евгений Михайлович (1925–1993)

толпою иль наедине. Я изнемог. Я вам открою бездны, В семнадцать лет

открывшиеся мне.

Поэты-фронтовики. Винокуров Евгений Михайлович (1925–1993)

впоследствии майор государственной безопасности и начальник Киевского районного отдела управления

НКВД в Москве.
Мать ,Евгения Матвеевна Винокурова (1899—1975), была из семьи шляпника, работала в Бежицком заводском женотделе, затем первым секретарём райкома ВКП.
Мальчик взял фамилию матери – Винокуров.

громкие цеха чуть свет
Напористой завженотделом -
Ей было двадцать

девять лет.
Рожь вымерзла в тот год на пашнях.
- Дай хлеб! - Был краток разговор,
И сотни страшных глаз запавших
Глядели на неё в упор.

меня.
Побаивался я немного
Его солдатского ремня.
То время было

как точило,
А я, как лезвие, малец.
- Будь справедливым, - мать учила.
- Упорным будь, - учил отец.

Его перебрасывали с места на место, и потому я скитался

всё время по детским садам, разного рода детским домам, пионерлагерям. Я был объектом экспериментов.

я буржуя в каждом толстом
На улице подозревал.
Я знал

про домны Приазовья
И что опять бастует Рим.
И я к друзьям пылал любовью
И был к врагам непримирим!

одним из самых бурных периодов в жизни нашей страны. Это

было время индустриализации, время ломки старого быта, время экспериментов во всех областях, в том числе и в области педагогики.
Я помню Москву тех лет. Гигантский плакат Автодора на Страстном монастыре. Первомайскую Тверскую с портретами ударников. И над всем этим - бронзового Пушкина, чуть-чуть грустного, романтически элегантного.

началом войны. Я был уверен, что война кончится через месяц:

восстанет рабочий класс Германии. Но войны хватило ещё и на мою долю. Часть школ была отдана под госпитали. Занятия в старших классах начинались в одиннадцать часов вечера. В сущности, учёбы не было.

встречи нового 1943 года, я ушёл в офицерское артиллерийское училище.

Первое, что я увидел, — был огромный плакат над казармой: «Больше пота в учёбе — меньше крови в бою». Действительно, пота было много! Двухгодичную программу обучения втиснули без сокращения в девять месяцев.

Мне не исполнилось ещё и восемнадцати лет — передо мной

стояло четыре пушки и двадцать пять взрослых человек. Я стал отцом - командиром.

труд пустяковый!
Закатайте шинель, придавите складки
И согните

вот так - подковой.
Завяжите концы, подогнавши по росту.
Всё!
Осталось теперь нарядиться...
Это так интересно, и мудро, и просто.
Это вам еще пригодится.

в Карпаты.
Войну закончил в Силезии, в городишке Обер-Глогау. Я рад,

что на мою долю выпали настоящие трудности. О моём поколении нельзя сказать, что оно опоздало родиться.

у скал,
В казарме, густо побеленной,
Я честно красоту искал.
Ее искал я

в дисциплине,
И в пайке, выданной в обрез,
И в алом клине, дымном клине
В теплушку глянувших небес.
Прослушав грустный хрип гармони,—
А я грустил тогда всерьез!—
От глаз я отрывал ладони,
Ладони,
Мокрые от слез...

той походной пасторали
забыть доныне не могу!
Землянка скудного убранства,

где испытать вдруг довелось
то чувство искреннего братства,
нас пронизавшее насквозь, -
на веки вечные пребудет!..
Прошедшая сквозь холода,
душа всё в мире позабудет,
а эту полночь никогда!..

Нет, не только пожаров коричневый цвет —
В мире были такие

хорошие вещи,
Как, например, восемнадцать лет,
 Как, например, темно-синие ночи,
Очень грустные песни, кустарник в росе,
На котором весна узелочки почек
Завязала затем, чтобы помнили все...

недрах вещмешка Буханка. В тряпке соль.
Я вышел, Держась за притолку слегка.
Я приобрёл

за две недели Те утончённые черты, Что, может быть, и в самом деле Уже сильнее красоты.

Мне посоветовали зайти в Литературный институт имени Горького. Уже месяц

как шли занятия. Стихи, переписанные от руки, я дал В. В. Казину, первому поэту, которого я видел. И хотя приёмная комиссия была давно распущена, он сам, своей единоличной волей, принял меня без экзаменов в Литературный институт.

вопреки
Всему ты в дом

вернешься отчий
И в угол встанут сапоги...
 
И пусть — хоть лет под девяносто —
Старик прошамкает: «Сынок!»
Но ты принес свое сыновство
И положил его у ног.

в армии я не читал книг. В институте на подоконниках

сидели мои сверстники, потрясённые войной. Ни о чём другом мы не могли говорить. За спиной Европа, могилы.
Я читал. Я открывал для себя одного поэта за другим — каждый день по поэту.

в «Советском писателе» в 1951 году.
Затем последовали сборники «Синева»

(1956), «Признание» (1958), «Лицо человеческое» (1960), «Слово» (1962), а в Воениздате — «Военная лирика» (1956). В Гослитиздате в 1962 году была издана книга моих избранных стихотворений «Лирика».

о московских мальчиках, не вернувшихся с фронта, и об их

матерях, угасающих в пустых квартирах. Оно было положено в 1958 году на музыку Андреем Эшпаем.

с Малой Бронной
И Витька с Моховой.
А где-то в

людном мире
Который год подряд
Одни в пустой квартире
Их матери не спят.

два взаимно исключающих совета: «Ни дня без строчки» и «Пиши

только тогда, когда не можешь не писать».
Я - за второе.

сразу. Я с ними по осенней мерзлоте, С неначатыми, по-пластунски лазил Сквозь чёрные

поля на животе.
Мне эти темы подсказали ноги, Уставшие в походах от дорог. Добытые с тяжёлым потом строки Я, как себя, от смерти не берёг.

обобщению и одновременно к постижению психологических глубин приводит Винокурова к

заключению, что жизнь человека – это «вечное усилие подняться над самим собой»

Дружбы народов (21.10.1975)
Государственная премия СССР — за сборники «Бытие» и

«Ипостась» (1987)