Домашний воробей

Без него городской пейзаж как бы подернут налетом унылости. В

заполярном Тикси меня больше поразило не полуночное солнце, не ледяные стены обрывов в середине лета, не полярные маки, а полное отсутствие на улицах воробьев. Город, а воробьев нет!

родовым правилам, еще не обзаведясь семьей. Еще не весь снег

стаял, еще с земли подобрать нечего, а он уже теребит мочало на сухой ветке, подбирает перья на месте голубиной драки, мятый билетик на трамвайной остановке. Строит основательно, не абы как, и в минуты коротких перерывов громко выкрикивает свое приглашение - "чим-чим-чили". Это вся его весенняя песня. Семейная пара работает совместно, а летом, готовясь ко второму или к третьему выводку, самка нередко обходится без помощи самца. В готовом гнезде она хозяйка. Когда ей во время насиживания приходится отлучиться из гнезда, он как страж остается у входа.

соседство, ни специальное изучение не дали до сих пор полного

представления о его семейном и общественном укладе. Он совершенно не переносит пристального к себе внимания. Соседствуем давно, а что знаем об этой птице? Известно, что за сезон самка откладывает втрое и даже вчетверо больше яиц, чем требуется для продолжения рода при спокойной жизни. Действительно, жизнь в городе рядом с человеком полна непредсказуемых поворотов, опасностей. Противостоять любым неожиданностям, возможно, воробью помогает строгий семейный уклад. Да-да, не улыбайтесь

и похвалы. Такого семьянина и отца надо еще поискать в

птичьем мире. Не могу точно вспомнить, кому принадлежит мысль, что, создавая семью в современном виде, человек немало полезного из семейного и родительского поведения позаимствовал у птиц, в том числе у ближайшего соседа - воробья. Внешние проявления супружеской привязанности и верности у домового воробья еще сдержаннее и незаметнее, чем у воробья полевого. Даже осенняя помолвка, когда все воробьиное племя живет стаями, происходит незаметно, как говорится, без свидетелей, гостей, танцев и пения.

дома. Он может дать такой отпор сильному и опасному захватчику

чужих гнезд и убийце - стрижу, что тот трусливо удерет от разъяренного хозяина. Смело отбивается от скворца, бывает жестоко бит, но не покоряется крупному и сильному агрессору. Отчаянные драки между самими воробьями не так часты, как у птиц, защищающих гнездовую территорию, и причины их понятны только самим драчунам, но, кажется, ревность, если и служит поводом для стычки, стоит далеко не на первом месте. Воробей как-то без интереса смотрит на ухаживание холостяков за его самкой, будучи уверен в ее неприступности и верности. Но когда ухажеров становится не два и не три, он бросается на помощь, оттаскивая за перья самых настырных, но не превращает эту помощь в драку.

дело не идет дальше пустяковых угроз. Если кусок воробью по

силам, то он, схватив его, улетает, и за ним никто не гонится, как у ворон. Никто не попытается отобрать добычу у соседа, если он просто держит ее в клюве: это его собственность. Но если уронит, бросятся все. А если корма очень много, то воробей не поспешит наклеваться проса или пшена в одиночку - сначала слетает за своими.

мы не замечаем, о которых не догадываемся. Например, "дядьки", которые

весной могут быть соперниками молодых самцов, летом опекают стайки молодняка. Они не наказывают никого за непослушание, они учат всех и терпеливо доводят до мгновенного исполнения команды "Тревога!" и "Отбой!". Именно в этом возрасте, пока молодые еще в детском платье, воспитывается великая воробьиная осторожность. Можно приручить того воробья, который вылупился на ладони, но слеток, прошедший короткую воробьиную школу, так и останется до конца дней своих диким. Это не чижик. Воробьи не знают, что такое смерть сородича, и безразличны к мертвому воробью. Гибель одного или нескольких на глазах у всех тоже ничему не учит. Это не вороны.

отвечать на один и тот же вопрос: "Почему воробушков стало

так мало, не радиация ли подкосила их род?" Нет, не радиация. Воробьев в городе действительно поубавилось, но потому, что горожане сами перестали кормить их с прежней щедростью. Вспомните, например, как возле ларьков и лотков толпились всклокоченные и засаленные, но сытые воробьи, беззлобно ссорясь друг с другом и с голубями из-за объедков пирожков и чебуреков. Теперь осталось живиться на свалках да помойках...

всенародным покровительством беспородным голубям после московского фестиваля пятьдесят седьмого года.

Десятки тысяч их нахлебничали всюду, где кормили голубей. Вечерами, никуда не улетая на ночь, они своим чириканьем заглушали грохот старых трамваев. Утром асфальт под местом ночевки был словно пол под насестом в курятнике. Но вскоре любовь к жадному и неопрятному "символу мира" стала остывать, и вместо мешков зерна голубям стали сыпать горсточки. И тут домоседы-воробьи оказались в проигрыше. Потом стало еще хуже. Но хотя прежних стай мы уже не видим, не угасает шумливое племя, и летом многим из нас по-прежнему не дает досмотреть предрассветные сны бодрое чимканье под окнами.