СЛОВЕСНЫЙ ПОРТРЕТ ПОЭТА, ИЛИ ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ ГЛАЗАМИ СОВРЕМЕННИКОВ

красотой – скорее напоминал лесоруба, охотника, чем писателя. Был сложен пропорционально,

но немножко медвежковат благодаря своим крупным размерам. Несмотря на это он двигался легко и танцевал превосходно. Я не видела человека более впечатляющей и запоминающейся внешности».

Галина Дмитриевна Катанян 

такие выпуклые и пристальные, словно он вбирает в себя, когда вглядывается.

И лицо бугристое, брови, нос, подбородок».
Корнелий Люцианович Зелинский 

мы встречались с ним, казалось, только и составляет единственное, что есть в данную

минуту в мире. Ничего, казалось, нет сейчас вокруг нас, только этот взгляд существует».
Юрий Карлович Олеша 

до крайних предельных степеней, до гротеска. Любое обстоятельство могло разрастись до фантастических размеров,

например, какой-нибудь мелкий факт в быту и т. д. Был очень мнительный. Гиперболизм очень ярко сказывался в его действиях и поступках. Например, вместо букета дарил охапку букетов, вместо коробки конфет – 10 коробок и т. д.».
Лиля Юрьевна Брик

или он искрящийся, шумный, веселый, удивительно обаятельный, все время повторяющий отдельные

строки стихов, поющий эти стихи на сочиненные им же своеобразные мотивы, – или мрачный и тогда молчащий подряд несколько часов. Раздражается по самым пустым поводам. Сразу делается трудным и злым».
Вероника Витольдовна Полонская

к нему со стороны окружающих. Была как бы обнаженность чувств и впечатлений».
Лиля Юрьевна Брик

«…Маяковский

не был ни самодуром, ни скандалистом из-за пересоленного супа, он был в общежитии человеком необычайно деликатным, вежливым и ласковым, – и его требовательность к близким носила совсем другой характер: ему необходимо было властвовать над их сердцем и душой. У него было в превосходной степени то, что французы называют le sense de l’absolu – потребность абсолютного, максимального чувства и в дружбе, и в любви, чувства, никогда не ослабевающего, апогейного, бескомпромиссного, без сучка и задоринки, без уступок, без скидки на что бы то ни было».

Эльза Триоле

скрывает за сверкающими доспехами остроумия очень легко ранимое сердце и мрачнеет от каждого

примеченного им свинства, а от похвалы и внимания мякнет, конфузится».
Лев Абрамович Кассиль

сплетни), во всем широта и размашистость, цельность, «глыбистость».

Лиля Юрьевна Брик
Лили Юрьевна Брик. 

часу, назначенному делу, чем Маяковский. Не было случая, чтобы он «подвел»,

опоздал, не пришел. И ведь никто не регламентировал его время, его работу».

Рита Райт

отец его умер, уколовшись, от заражения крови. Володя мыл руки, как врач

перед операцией, поливал себя одеколоном, и не дай бог было при нем обрезаться! А как-то он меня заставил мазать руки йодом, оттого что на них слиняла красная веревочка от пакета».
Эльза Триоле

лог его жизни. Судовой журнал. События, факты, однако, записаны нестираемыми

знаками. Отшлифовано. Найдена окончательная форма выражения. Не переделать, не забыть, не отбросить. Все в его стихах списано с натуры».
Давид Давидович Бурлюк

«Маяковский думал, чувствовал, горевал, возмущался, радовался стихом – своим, чужим ли».
Лили Юрьевна Брик

«Это был круглосуточный писатель, который даже в полудремотном состоянии, уже засыпая, мог… писать. Это невероятно, но факт».
Петр Васильевич Незнамов

до точности в голове и строил строки мысленно почти вслух, воображая себя читающим,

исполняющим.
При этом он не нуждался в уединении, а, напротив – непременно работал при нас и новые сделанные строки сейчас же переводил на голос, как бы проверяя их значимость».
Василий Васильевич Каменский

тут же делал из него поэтическую заготовку. Он всегда в этой области

что-нибудь планировал, накапливал, распределял. Для постороннего все это казалось, может быть, и ненужным, но человек, понимающий, что к чему, сближал эту его работу с ежедневными упражнениями пианиста в своем ремесле».

Петр Васильевич Незнамов

его звучал как у парохода. И слова он складывал, как тюки в порту».
Василий Васильевич Каменский

краски и звуки, и все многообразие бытия, – полонил Маяковского и был покорен им. Поэт

подчеркивал это даже в названиях своих книг: «Маяковский для голоса», «Во весь голос». Все вещи Маяковского написаны для громкого чтения, для эстрады, для площади. Маяковский весь в голосе, и даже собственные живопись и рисунок он поставил на службу своей поэзии».
Алексей Елисеевич Крученых

Лившиц
«Память его была разительной, теперь я изумляюсь ей. Часто на литературных

вечерах какой-либо автор забудет на эстраде свои стихи, а Маяковский, болтающийся среди публики, рявкнущей строчкой подсуфлирует, поддержит, подопрет бревном падающую стенку памяти. Многие поэты не помнят своих стихов. До 1918 года Маяковский умудрялся читать на память до 6000 строк из своих стихотворений».

Давид Давидович Бурлюк

и точный, насыщенный знаниями ум. И какая необычайная изобретательность была в нем! Как он

умел подойти к каждому явлению, открыть в нем новые, неожиданные стороны – и все это без насилия, без коверкания реальных представлений, без умничанья. По всей Москве ходили фразы и остроты, настоящие словесные жемчужины, подхваченные кем-нибудь у Маяковского».

Гуго Гупперт

не видал, чтобы он, выйдя из себя, разил обидчика его же оружием.

Правда, он мог крепко, подчас даже грубо, парировать какой-нибудь личный выпад, но всегда с непревзойденной меткостью, без злобы. Маяковский целил в глупость или наглость, которые надо было отбить, а не в личность своего противника. И хотя его удар мог показаться несдержанным, он никогда не переходил какой-то внутренней границы пристойности».
Гуго Гупперт

новатор, имеющий на все свои собственные взгляды, человек глубоко принципиальный,

не терпящий в искусстве никаких компромиссов».

Лев Александрович Гринкруг

мне рассказал, что он (Маяковский) делал пятьдесят плакатов за ночь, я

не поверил бы, но я сам делал столько».
Михаил Михайлович Черемных

Александр Дейнека. «Владимир Маяковский в РОСТА»

О РАБОТЕ В «ОКНАХ РОСТА»

бывал готов десяток сложных рифмованных тем. Мне это казалось чудом.

Написав, он их раздавал вам, учитывая, что кому следует дать. <…> Сам Маяковский работал над «Окнами» с виртуозностью, только ему одному присущей».
Амшей Маркович Нюренберг

и сам появлялся на сцене, показывал роль. Так однажды на очередной репетиции третьей

картины – «Свадьба» он поднялся на сцену, схватил со свадебного стола вилку и сыграл роль парикмахера со словами: «Шиньон гоффре делается так: берутся щипцы, нагреваются на слабом огне а-ля этуаль и взбивается на макушке этакое волосяное суфле». Мы так и покатились со смеху! Надо было видеть, как нагнулся большой Маяковский в позе парикмахерской слащавой услужливости, как оттопырил мизинец левой руки и, поворачивая голову посаженой матери, заходя то справа, то слева, орудовал вилкой как щипцами и наконец разрушил ей прическу».

Мария Федоровна Суханова

проводил в театре. Писал стихи, надписи для зрительного зала к постановке «Бани». Сам

следил за их развешиванием. Потом острил, что нанялся в Театр Мейерхольда не только автором и режиссером (он много работал с актерами над текстом), а и маляром и плотником, так как он сам что-то подрисовывал и приколачивал. Как очень редкий автор, он так горел и болел спектаклем, что участвовал в малейших деталях постановки, что совсем, конечно, не входило в его авторские функции».
Вероника Витольдовна Полонская

в асфальт, легко обгоняя попутных, круто обходя встречных, неся широкие плечи

над головами прохожих, шагает Маяковский по Москве – твердо и размашисто. За ним в толпе завиваются воронки, как в воде за пароходом. Все оборачиваются, смотрят ему вслед. Одни узнают: «Маяковский прошел», взоры других увлекает за собой необыкновенность, широта и прямизна этой поступи.
Он шагает по Москве. Он уже стал частью Москвы. Его голос уже влит в грохот столицы. Его походка стала чертой уличного движения. Нельзя, кажется, представить себе Москву без него. Стук его трости, шаг его, пологий покат плеч, плывущих над головами, навсегда запомнит Москва.
Он идет, не поворачивая головы, но из-под тяжелых бровей глаз пронзительно и цепко, как гарпун, вонзается и в поваленную урну на заплеванном тротуаре, и в самолет, плывущий по небу».

Лев Абрамович Кассиль 

своей эпохе. Он не заботился о будущем. Ему не хватало для этого времени. Он

был перегружен повседневной работой. Он презирал посмертную славу. Ему были смешны где-то поджидающие его бронзы и мраморы».
Сергей Дмитриевич Спасский

М.В. Ломоносова