Занятие 3

этом внутреннем мире в некоей определенной системе, художественном единстве».
Мир произведения

– это художественно освоенная реальность.
В этом мире, созданном с помощью вымысла, строительным материалом служит реальность. Мир произведения включает в себя объект изображения (кто, что изображается) и субъект изображения (тот, от чьего лица ведется повествование), помещенные в определенное время и пространство; мир произведения – это и определенная словесная форма, которая запечатлевает всё созданное автором.

постоянное лето.
Если бы здесь уместиться я мог,
Я бы на этой

странице прилёг.

Бродят в траве золотые букашки.
Вся голубая, как бирюза,
Села, качаясь, на венчик ромашки,
Словно цветной самолёт, стрекоза.

Вон тёмно-красная божья коровка,
Спинку свою разделив пополам,
Вскинула крылья прозрачные ловко
И полетела по божьим делам.

Вот в одинаковых платьях, как сёстры,
Бабочки сели в траву отдыхать.
То закрываются книжечкой пёстрой,
То, раскрываясь, несутся опять.

и события, из которых слагаются сюжеты, а также:
– акты поведения

персонажей, черты их наружности и психики (портреты);
– факты окружающего героев бытия (вещи, подаваемые в рамках интерьеров; картины природы – пейзажи);
– детали

ослы летают, а принцессы оживают от поцелуя. Но при всей

произвольности и нереалистичности этого мира должны соблюдаться законы, установленные в самом его начале <…> Писатель – пленник собственных предпосылок».
Умберто Эко

«…преобразование действительности связано с идеей произведения».
Д. С. Лихачев

хвостом, и тотчас в голых деревьях, в изгородях и печных

трубах завыл, засвистел пронзительный ветер, вздул снег, запорошил Фильке горло. Филька бросился обратно в дом, но никак не мог найти крыльца -- так уже мело кругом и хлестало в глаза. Летела по ветру мёрзлая солома с крыш, ломались скворечни, хлопали оторванные ставни. И всё выше взвивались столбы снежной пыли с окрестных полей, неслись на деревню, шурша, крутясь, перегоняя друг друга. …
А к ночи небо зазеленело, как лёд, звёзды примёрзли к небесному своду, и колючий мороз прошёл по деревне. Никто его не видел, но каждый слышал скрип его валенок по твёрдому снегу, слышал, как мороз, озоруя, стискивал толстые брёвна в стенах, и они трещали и лопались.

По всем дворам кололи звонкие берёзовые дрова. Избы светились от жаркого печного огня. Женщины месили тугое сладкое тесто. И всё, что было живого в избах -- ребята, кошки, даже мыши, -- всё это вертелось около хозяек, а хозяйки шлёпали ребят по спине белой от муки рукой, чтобы не лезли в самую квашню и не мешались.
Ночью по деревне стоял такой запах тёплого хлеба с румяной коркой, с пригоревшими к донцу капустными листьями, что даже лисицы вылезли из нор, сидели на снегу, дрожали и тихонько скулили, соображая, как бы словчиться стащить у людей хоть кусочек этого чудесного хлеба.

элемент пейзажа или портрета, отдельная вещь, поступок, психологическое движение и

т. п.
Внешние (портретные, пейзажные, вещные) и психологические (мысли, чувства, переживания, желания и т. д.). Внешняя деталь становится психологической, если передает душевные движения или включается в ход размышлений и переживаний героя (реальный топор и образ топора в душевной жизни Раскольникова).
Детали-подробности и детали-символы. Подробности описывают предмет или явление со всех сторон, символическая деталь единична, показывает сущность явления, выделяя в ней главное.

мытье полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На

одном столе стоял даже сломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину. Тут же стоял прислоненный боком к стене шкаф с старинным серебром, графинчиками и китайским фарфором. На бюре, выложенном перламутною мозаикой, которая местами уже выпала и оставила после себя одни желтенькие желобки, наполненные клеем, лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов... С середины потолка висела люстра в холстинном мешке, от пыли сделавшаяся похожею на шелковый кокон, в котором сидит червяк. В углу комнаты была навалена на полу куча того, что погрубее и что недостойно лежать на столах. Что именно находилось в куче, решить было трудно, ибо пыли на ней было в таком изобилии, что руки всякого касавшегося становились похожими на перчатки; заметнее прочего высовывался оттуда отломленный кусок деревянной лопаты и старая подошва сапога. Никак бы нельзя было сказать, чтобы в комнате сей обитало живое существо, если бы не возвещал его пребыванье старый, поношенный колпак, лежавший на столе.

одежды, манеры поведения.
Индивидуализированная деталь, закрепляясь за персонажем, может стать его

опознавательным признаком: блестящие плечи Элен, вечная улыбка Гуинплена, лучистые глаза княжны Марьи, длинный нос Буратино, разные глаза Воланда, голубые волосы Мальвины.

внезапно
Мое всё зданье потряслось,
Раздвиглись стены, и стократно
Ярчее молний пролилось
Сиянье вкруг

меня небесно;
Сокрылась, побледнев, луна.
Виденье я узрел чудесно:
Сошла со облаков жена, —
Сошла — и жрицей очутилась
Или богиней предо мной.
Одежда белая струилась
На ней серебряной волной;
Градская на главе корона,
Сиял при персях пояс злат;
Из черно-огненна виссона,
Подобный радуге, наряд
С плеча десного полосою
Висел на левую бедру;







Простертой на алтарь рукою
На жертвенном она жару
Сжигая маки благовонны,
Служила вышню божеству…

Но, венценосна добродетель!
Не лесть я пел и не мечты,
А то, чему весь мир свидетель:
Твои дела суть красоты.
Я пел, пою и петь их буду,
И в шутках правду возвещу;
Татарски песни из-под спуду,
Как луч, потомству сообщу;
Как солнце, как луну поставлю
Твой образ будущим векам;
Превознесу тебя, прославлю;
Тобой бессмертен буду сам.



Д. Г. Левицкий.
Портрет Екатерины II

редко мигали, и на лице постоянно играла наивная улыбка. И

в этих немигающих глазах, и в маленькой голове на длинной шее, и в ее стройности было что-то змеиное; зеленая, с желтой грудью, с улыбкой, она глядела, как весной из молодой ржи глядит на прохожего гадюка, вытянувшись и подняв голову». 

портрет-впечатление: «Лицо его точно дверью прищемлено или мокрой тряпкой побито».

глазах: семь покрывал… Я не помню тебя — отдельно. Вместо че́рт —

белый провал. Без примет. Белым пробелом — Весь. (Душа, в ранах сплошных, Рана — сплошь.) Частности мелом Отмечать — дело портных. <…> Вороной, русой ли масти — Пусть сосед скажет: он зряч. Разве страсть — делит на части? Часовщик я, или врач? Ты — как круг, полный и цельный: Цельный вихрь, полный столбняк. Я не помню тебя отдельно От любви. Равенства знак. <…>
1924

глядят в окно вагона.
Две женщины умылись и сидят —
Друг

дружку наряжают благосклонно.

Две тайны примеряют кружева,
Им так охота выглядеть красиво!
Одна из них пять платьев износила —
Она пять лет на свете прожила.

Одна пять лет на свете прожила
И повидала разного немало.
Другая — пять смертей пережила
И пятый свой десяток разменяла.








Две ясности, две хитрых простоты
Играют в дурачка на нижней полке,
А сам дурак лежит на верхней полке,
Заглядывая в карты с высоты.

Там на заход валетик желторотый,
Там на отбой четыре короля,
Там козырями черви под колодой,
Там за окном летучая земля.

И карты сообщают так немного,
И так земля летучая легка,
И так длинна, так коротка дорога,
Что можно спать, не слушая гудка.

1977

время и место, присутствие автора
Сюжетная мотивировка
Демонстрация характера героя
Психологическая, создание эмоциональной

атмосферы
Самоценный объект изображения

ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный

небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темно-зеленые стены садов. Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник — ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит, все дивно, все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба... Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще белее, еще лучше блестят при месяце толпы хат; еще ослепительнее вырезываются из мрака низкие их стены. Песни умолкли. Все тихо. Благочестивые люди уже спят. Где-где только светятся узенькие окна. Перед порогами иных только хат запоздалая семья совершает свой поздний ужин.
Н. В. Гоголь «Майская ночь…»

туманом.
Но и этот запах может
Стать единственно желанным.

Ослепительный Неаполь,
Весь пронизанный закатом,
Пахнет

мулями и слизью,
Тухлой рыбой и канатом.

Город Гамбург пахнет снедью,
Лесом, бочками, и жиром,
И гнетущим, вездесущим,
Знаменитым добрым сыром.

А Севилья пахнет кожей,
Кипарисом и вербеной,
И прекрасной чайной розой,
Несравнимой, несравненной.


Вечных запахов Парижа
Только два. Они все те же:
Запах жареных каштанов
И фиалок запах свежий.

Есть чем вспомнить в поздний вечер,
Когда мало жить осталось,
То, чем в жизни этой бренной
Сердце жадно надышалось!..

Но один есть в мире запах,
И одна есть в мире нега:
Это русский зимний полдень,
Это русский запах снега.

Лишь его не может вспомнить
Сердце, помнящее много.
И уже толпятся тени
У последнего порога.

один из способов характеристики человека; может выражать его индивидуальность, а

также авторское к нему отношение (пепельница в виде серебряного лаптя у Павла Петровича на столе).

шушеру пленительную эту,
Всю чепуху, столь милую поэту,
Которую не удалось прославить.
Я

так любил домой прийти к рассвету,
И в полчаса все вещи переставить,
Еще любил я белый подоконник,
Цветок и воду, и стакан граненый,
И небосвод голубизны зеленой,
И то, что я — поэт и беззаконник.








А если был июнь и день рожденья
Боготворил я праздник суетливый,
Стихи друзей и женщин поздравленья,
Хрустальный смех и звон стекла счастливый,
И завиток волос неповторимый,
И этот поцелуй неотвратимый.

Расставлено все в доме по-другому,
Июнь пришел, я не томлюсь по дому,
В котором жизнь меня терпенью учит,
И кровь моя мутится в день рожденья,
И тайная меня тревога мучит,—
Что сделал я с высокою судьбою,
О Боже мой, что сделал я с собою!

мира героя: мыслей, переживаний, желаний, эмоциональных состояний.
Существует 3 основных формы

психологического изображения:
– прямая, когда изображается внутренний мир героя: его мысли, переживания и т. д. (внутренние монологи Р. Раскольникова, дневник Печорина и т. д.).
– косвенная, когда о внутреннем состоянии героев можно догадаться по их поведению
 – суммарно-обозначающей формой называется авторский комментарий поведения или слов героя

от 1-ого лица создает большую иллюзию правдоподобия психологической картины, поскольку

о себе человек рассказывает сам, усиливая исповедальное начало. Этот прием применяется тогда, когда в произведении – один главный герой, за сознанием и поведением которого и следит читатель (Толстой «Детство», «Юность»).

Повествование от 3-его лица позволяет автору вводить читателя во внутренний мир сразу нескольких персонажей, а также объяснить причинно-следственные связи между впечатлениями, мыслями и переживаниями героев.

что сложные душевные состояния раскладываются на составляющие части и тем

самым объясняются, делаются понятными для читателя.

3. Внутренний монолог -- как бы «подслушанные» мысли героя во всей их естественности, непреднамеренности, необработанности.

4. «Поток сознания» (термин принадлежит Уильяму Джеймсу) -- внутренний монолог, созданный в форме хаотичного, неупорядоченного движения мыслей и переживаний.

в другое, одна мысль перетекает в другую.

6. Прием умолчания. Писатель

ничего не говорит о внутреннем мире героя, заставляя читателя самого производить психологический анализ: народ безмолвствует в финале трагедии «Борис Годунов».

Другие приемы психологизма: имитация интимных документов (письма, дневники), сны, видения, создание персонажей-двойников и др.

и дети».

Как почти все наши кладбища, оно являет вид печальный: окружающие

его канавы давно заросли; серые деревянные кресты поникли и гниют под своими когда-то крашеными крышами; каменные плиты все сдвинуты, словно кто их подталкивает снизу; два-три ощипанных деревца едва дают скудную тень; овцы безвозбранно бродят по могилам... Но между ними есть одна, до которой не касается человек, которую не топчет животное: одни птицы садятся на нее и поют на заре. Железная ограда ее окружает; две молодые елки посажены по обоим ее концам: Евгений Базаров похоронен в этой могиле. К ней, из недалекой деревушки, часто приходят два уже дряхлые старичка — муж с женою. Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут на колени, и долго и горько плачут, и долго и внимательно смотрят на немой камень, под которым лежит их сын; поменяются коротким словом, пыль смахнут с камня да ветку елки поправят, и снова молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их сына, до воспоминаний о нем... Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной...

во многолюдный храм,
Сижу ль меж юношей безумных,
Я предаюсь моим мечтам.

Я

говорю: промчатся годы,
И сколько здесь ни видно нас,
Мы все сойдем под вечны своды -
И чей-нибудь уж близок час.

Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов
Переживет мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.

Младенца ль милого ласкаю,
Уже я думаю: прости!
Тебе я место уступаю;
Мне время тлеть, тебе цвести.



День каждый, каждую годину
Привык я думой провождать,
Грядущей смерти годовщину
Меж их стараясь угадать.

И где мне смерть пошлет судьбина?
В бою ли, в странствии, в волнах?
Или соседняя долина
Мой примет охладелый прах?

И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне всё б хотелось почивать.

И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
1829

свя­ты́­ми упоко́й, Хрис­те́, ду́­шу раба́ Тво­его́, иде́­же несть бо­ле́знь, ни

печа́ль, ни воздыха́ние, но жизнь без­ко­не́ч­ная.

Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего [или: рабы Твоей], там, где нет ни боли, ни скорби, ни стенания, но жизнь бесконечная.